ФГБОУ ВПО «Московский педагогический государственный университет»
Филологический факультет
«Журнал Екатерины II «Всякая всячина» и сатирические журналы Н.И.Новикова»
Выполнила:
студентка 2-го курса
Сидоренко Анна Андреевна
Руководитель:
проф., д.ф.н.
Сапожков Сергей Вениаминович
Москва, 2014
I.Биография Н.И.Новикова. Кружок Н.И.Новикова
Николай Иванович Новиков родился 8 мая 1744 года в семье дворян среднего достатка. Учился в дворянской гимназии при Московском университете, откуда в 16 лет был исключён «за ленность». Сам Новиков не признавал себя ни писателем, ни учёным, ни даже образованным человеком, считал себя невеждой, не знающим никаких языков. После восьми лет службы в гвардии вышел в отставку армейским порутчиком. Своим делом он считал издательство. По мнению В.О. Ключевского, как издатель и книгопродавец Новиков сослужил русскому просвещению большую службу, издательская деятельность Новикова была тесно связана с его ходом, с судьбой книги на Руси и с историей книжного чтения.
Новиков вступил на литературно-издательское поприще в 1769 г. в возрасте двадцати пяти лет. Его журналы «Трутень», «Живописец» и «Кошелек», утверждает Ключевский, по смелости и меткости сатиры стояли на первых местах среди изданий тех годов, в них встречались едва ли не самые яркие изображения русской галломании. Однако сатира эта скорее обогатила литературу, нежели исправила нравы. Новиков привлёк к себе обширный круг читателей, стал известным литератором и издателем. Он также выпустил ряд учебных изданий по русской истории и литературе. В 1779 г. Новиков переехал в Москву, арендовал университетскую типографию и книжную лавку на 10 лет. По мнению современников Новиков был умным, решительным человеком со смелым и дерзким характером, обладающим сдержанным и обдуманным энтузиазмом. Он считал своим долгом и призванием служить отечеству, и в книге он видел главное для этого средство. Ключевский считает, что «в лице Новикова неслужащий русский дворянин едва ли не впервые выходил на службу отечеству с пером и книгой, как его предки выходили с конём и мечом». Новиков верил в чудодейственную просветительную силу книги а книгопечатание считал наивеличайшим изобретением человеческого разума.
На основании этой веры Новиков составил план действий. Одним из главных врагов русского просвещения, по словам Ключевского, Новиков считал галломанов, «которые сходились с простыми невеждами старорусского покроя в убеждении, что они достаточно всё понимают и без науки, что, «и не учась грамоте, можно быть грамотеем». Новиков чувствовал сострадание к простодушным людям, увлекающимся различными «мудрованиями», и убеждён был в том, что так же чувствует каждый мыслящий человек.
Новиков одним из первых заговорил о разграничении заимствуемого и самобытного. В «Кошельке» 1774 г. он выступает против мнения, что русские должны заимствовать у иностранцев всё, включая характер. По мнению Ключевского, в обществе, в котором даже звание писателя считалось постыдным, надо было иметь немалую долю решимости, чтобы стать типографщиком и книжным торговцем и видеть в этих занятиях своё патриотическое призвание. Новиков выбрал себе дело по своим силам, не преувеличивая своих возможностей в угоду самомнению; этим можно объяснить его нелюбовь действовать в одиночку. «Новиков глубоко верил в могущество совокупного труда и умел соединять людей для общей цели».
Московский кружок Новикова - уникальное явление в истории русского просвещения. Он торжественно открылся в 1782 г. Ключевский особенно выделил трёх его членов, первым из которых упомянул И.В.Лопухина. «С умом прямым, немного жестким и даже строптивым, но мягкосердечный и человеколюбивый, с тонким нравственным чувством, отвечавшим мягкому и тонкому складу его продолговатого лица, вечно сосредоточенный в работе над самим собой, он упорным упражнением умел лучшие и редкие движения души человеческой переработать в простые привычки или ежедневные потребности своего сердца» - так Ключевский описывает его в своей статье «Новиков и его время».
Далее идёт И.Г. Шварц - немец, который, попав в Россию, полюбил её всем сердцем и посвятил ей все свои силы. Ключевский описывает его как восторженного и самоотверженного педагога, неугомонного энтузиаста просвещения, будившего высшее московское общество и вдохновлявшего университетскую молодежь.
О С.И. Гамалее Ключевский пишет следующее: «Во всем мире только с одним существом он воевал непримиримо - это со своим собственным, его пороками и страстями <...> Блаженный в лучшем смысле слова, которого современники справедливо прозвали «Божьим человеком»!».
Остальные члены кружка также были проникнуты новиковским или лопухинским духом. Это были образованнейшие люди московского общества: князья Трубецкие, Черкасский, И.П. Тургенев, Херасков и многие другие. Кружок поддерживали материально Т.А.Татищев и Г.М. Походяшин; последний потратил на кружок всё своё огромное состояние и последние дни своей жизни провел в бедности, «смотря на портрет Новикова как благодетеля, указавшего ему истинный путь».
Многие члены кружка испытывали сомнения - Новиков признавался, что сомневался между вольтерианством и религией, Лопухин задумывал пропагандировать Гольбаха, но позже сжёг свои труды - нравственная сила этим людям далась не даром. Задачей кружка была в сосредоточении работы на своём умственном и нравственном усовершенствовании, подготовке годного материала для будущего общества - так понимал их Карамзин. Мысль о необходимости личного усовершенствования для подъёма общественного порядка высказывалась и в любимых книгах, и в собственных признаниях членов кружка.
Их план действий Ключевский излагает следующим образом: для успеха правительственного попечения о народном просвещении необходимо содействие частных лиц, объединяющих свои силы для воспитания юношества, освоения ими полезных обществу наук, издающих книги, утверждающих нравственность и добродетель, устраивающих учебные заведения, в которых подготавливают надёжных учителей и воспитателей, а также издающих книги и журналы, которые создадут самобытную печать для обширного круга читателей. Таким способом кружок поможет вывести русское просвещение в мир «простосердечных мещан», дать ему самобытный склад, который изменит дух общества.
Указ о вольных типографиях 1783 г. дал кружку возможность обзавестись двумя собственными типографиями на имена Новикова и Лопухина. В 1784 г. из дружеского кружка Новикова образовалось издательское товарищество.
Новиков оживил книжную торговлю в России. Как пишет Ключевский, люди, близкие ко времени Новикова, утверждали, что он не распространил, а создал у общества любовь к чтению и наукам.
II. Комиссия по составлению проекта Нового уложения и либеральные реформы начального периода царствования Екатерины II. Полемика в Комиссии о беглых холопах [расхождения между партией кн. М.М. Щербатова и демократическим лагерем (депутаты Коробьин, Жеребцов, Я. Козельский и др.)] и её воздействие на антикрепостническую проблематику журналов Новикова
Созыв Комиссии, по словам Г.П. Макогоненко, был крупной ошибкой Екатерины, которую можно объяснить полным непониманием положения дел в России, пренебрежением к русской культуре и общественной мысли. Из борьбы в первые годы царствования она вышла победительницей, потому она так легкомысленно подошла к созыву Комиссии и к определению её состава. Макогоненко предполагает, что Екатерина рассчитывала, что, предоставив большинство мест недворянам, из «глухих углов» России прибудут тёмные, необразованные депутаты и, ослепленные царским величием, будут послушно играть предписанную им роль.
К 31 июля 1767 года в Москву съехались депутаты. Из них 28 было назначено от правительственных учреждений, 161 выбран дворянами, 207 представляли города (преимущественно купцов), 57 - от казачьих войск, 112 - от солдат, крестьян, однодворцев и иноверцев. Более ста депутатов, выдвинутых крестьянами, привезли с собой перечни нужд и забот избирателей. Они были намерены заняться составлением законов, которые бы утвердили справедливость для всех сословий. Как оказалось, депутаты не пришли «в некоторый род восторга» от мудрости самодержицы.
Во время прений стало ясно, что в опрометчиво собранной Комиссии оказалось немало прогрессивно настроенных деятелей России. Выявились лидеры различных группировок, с которыми соглашались представляемые ими группы депутатов. Демократический лагерь выдвинул группу политических деятелей, умевших настойчиво и принципиально защищать свои предложения.
Екатерина II была абсолютно уверенна, что Комиссия будет послушным орудием её политики, однако встревоженные придворные всё-таки убедили её внести поправки в Наказ, отказаться от наиболее рискованных формулировок, написать Обряд, в котором депутатам предписывалось быть осторожными, проявлять благодарность и верность престолу. В Наказе Екатерина прямо заявила, что об освобождении крестьян не может быть и речи. Обряд заканчивался, по мнению Макогоненко, почти угрозой: «Подтверждается исполнять все предписанные правила оного с точностью», «…итак, не можем думать, чтобы нашелся единый, который бы и не предпочитал важное в своём предмете намерение своевольным каким ни есть выдумкам или гордости и упрямству страстей», «…мы ожидаем несомненно, что каждый депутат наполнен верностью и любовью к престолу, ревностью к отечеству и послушанием к предписаниям, ведущим всех ко благоденствию».
Демократически настроенным депутатам было ясно, что никаких радикальных реформ продвинуть не удастся, однако у них была легальная возможность постановки важнейших общественно-политических проблем. При обсуждении крестьянской проблемы депутаты ставили вопрос не об освобождении, а об улучшении положения крестьян.
Макогоненко предполагает, что, учитывая это обстоятельство, Григорий Коробьин выдвинул перед Большим Собранием вопрос о необходимости улучшения положения крестьян путём ограничения прав дворян на труд и собственность земледельцев. Он взывал к чувствам депутатов, призывал к человеколюбию. Когда ставился вопрос не об отмене крепостного права, а об улучшении положения крепостных, моральная мотивировка была очень сильна. Щербатов и Сумароков доказывали права дворян на крепостных, ссылаясь на их заслуги перед государством, но депутаты Коробьин, Жеребцов, Я. Козельский и другие рисовали душераздирающие картины нищеты, страданий, голода и жестокого обращения помещиков, и на это было нечего возразить.
Никто из защитников помещиков не был способен представить вразумительные доводы относительно своей точки зрения, они только ругались и угрожали в адрес депутатов, посмевших поставить этот вопрос на обсуждение. Щербатов подменил вопрос об улучшении быта крестьян вопросом о правах дворян на крестьянский труд. Эту подмену уловил крестьянин Чупров, взял слово и отчитал помещичьего лидера: «...ныне дело не о том идёт, и господа депутаты не на то собраны, чтобы честь себе приписывать, но о узаконении всех вообще и каждого особенно... потому же, кажется, не должно оставить без определенного закона помещиковых крестьян».
Так демократический депутат нанёс удар общественно-политической концепции дворянства, развиваемой Сумароковым и его школой, - об особой, исключительной роли дворянства в государстве. Чупров, Алейников и Козельский доказывали, что все сословия имеют перед государством не меньшие, а может и большие заслуги, и они имеют не меньшие права на уважение.
На заседаниях Комиссии особое внимание было уделено проблеме беглых холопов. Участились случаи побегов, от чего помещики терпели большие убытки. Коробьин и Жеребцов выступали в защиту беглецов; Коробьин обвинял самих помещиков в бегстве, аргументируя это их неограниченной властью над крестьянами и, как следствие, бесчинствами. Он требовал определить повинность крестьян, дать им право собственности. Но теория была провальной: без отмены крепостного права давать крестьянам собственность было бессмысленно. Его выступление вызвало возмущение и критику, и в результате Коробьин не стал развивать эту теорию.
Макогоненко подробно остановился на работе Комиссии, так как это имеет прямое отношение к Новикову. Он слушал и записывал все эти прения. Споры повлияли на выработку его политических убеждений - Новиков решительно встал на сторону демократического лагеря. Он ушёл со службы и издал журнал, в котором опубликовал основное содержание программы демократической группы депутатов Комиссии. Со страниц «Трутня» Новиков рисовал картины бедствий и страданий крестьян, «пленял оказуемым человеколюбием и красноречием» тех, кто ещё окончательно не погряз в эгоизме и корысти.
В Комиссии заговорили о моральных достоинствах крестьян, об их благородном нравственном облике. И в «Трутне», и в ряде статей были подчеркнуты благородство, честность, трудолюбие и высокие нравственные достоинства крестьян.
В Комиссии демократы высмеивали претензии аристократов, выступления Щербатова, который настаивал на особых правах и заслугах дворян; в «Трутне» разрабатывалась та же тема.
В Комиссии подняли вопрос о защите людей творческих профессий; в «Трутне» можно найти множество выступлений Новикова в защиту этих людей. «Желательно было бы... чтобы наши русские художники и ремесленники были одобрены и равнялися во всем с иностранными».
За время работы Комиссии Новиков изменил свою точку зрения по вопросу крепостничества. В Комиссии у него создалось двойственное положение - с одной стороны, он сочувствовал крестьянам, с другой - он правительственный чиновник.
«Императрица вскоре усмотрела невозможность совещаться по её желанию с избранниками от всех сословий России, увидела, что многократные о сём представления Александра Ильича совершенно истинны, что должно Комиссию закрыть». Эти представления возникали в момент ожесточённых споров и чтения дневных записок, которые читал их держатели, в том числе Новиков. Ему было также известно о вероломстве Екатерины по отношению к крестьянству. Она пригласила депутатов собирать все просьбы населения о «нуждах и отягощениях». Екатерина и сама привезла из путешествия по Волге 500 крестьянских жалоб на утеснение помещиками, а потом издала манифест, в котором запретила крестьянам жаловаться и велела беспрекословно подчиняться своим господам. Указ кончался угрозой: «Буде кто на помещиков своих челобитные наипаче в собственные руки императрицы подавать отважится, то как челобитчики, так и сочинители их челобитен наказаны будут кнутом и сошлются в вечные работы в Нерчинск». По мнению Макогоненко, «таков был истинный характер екатерининского просветительства».
Служебные обязанности Новикова вынуждали его скрывать свои истинные чувства. Личным опытом объясняется его осуждение придворной службы, высказанное в предисловии к «Трутню». Новиков не мог не понять, что Комиссия создана для корыстных целей Екатерины, а не для блага подданных. Истинные чувства и мысли Новиков мог озвучивать лишь в кругу людей, разделявших его взгляды - в том числе в своём кружке.
Задумав «Трутня», Новиков рассчитывал на участие в нём единомышленников - Попова, Майкова, Аблесимова. Эти люди работали в Комиссии и занимались в то же время литературным трудом. Изданные ими произведения имели передовой характер. Особенность этого кружка писателей в том, что все они были близко знакомы с положением народа, его нуждами.
Указ 26 декабря о роспуске Комиссии не застал Новикова врасплох. У него уже был план действий, и первым делом надо было уйти со службы. По мнению Макогоненко, подать в отставку в двадцать четыре года, после работы в Комиссии, было актом принципиальности, своего рода демонстрации. Об этом Новиков заявляет в первом же листе журнала.
Мысль об издании журнала Новикову пришла благодаря общественно-политическим обстоятельствам. Он хотел вмешаться в споры Комиссии, журнал был его «голосом». Новиков взял на себя защиту «безгласных», поэтому, по мнению Макогоненко, его журнал был самым идейным, целеустремленным, передовым журналом тех лет.
новиков екатерина журнал сатира
III.Сущность и ход полемики о целях и задачах сатиры между журналами
«Всякая всячина» и «Трутень». Объекты и формы сатирического обличения в журнале «Всякая всячина». Воздействие памфлетной сатиры английских журналов Ричарда Стиля и Джозефа Аддисона «Болтун» и «Зритель».
Вопрос о границах дозволенности сатирических высмеиваний и задачах сатиры активно обсуждался на страницах периодических изданий 1769 г. Официальное мнение о трактовке общественного места сатиры наиболее чётко было отображено в журнале Екатерины II «Всякая всячина». Мнение Екатерины разделял Чулков в своём журнале «И то и сё». Противоположной позиции придерживался «Трутень» Новикова, к нему примкнули «Смесь» и начавший выходить с июля 1769 г. журнал Ф. Эмина «Адская почта».
Повод для полемики дала «Всякая всячина». В одном из изданий был поставлен вопрос о возможностях исправления природы человека. Журнал утверждал, что снисхождение и человеколюбие - истинное проявление любви к ближнему, а попытки исправить пороки через осмеяние и критику противоречат такой любви. Там же были предложены правила: которыми следует руководствоваться в вопросах критики людских недостатков:
1.Никогда не называть слабости пороком.
2.Хранить человеколюбие.
.Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того
.Просить бога, чтоб дал нам дух кротости и снисхождения
Критика в сатире социальных пороков практически сводилась на нет.
«Всякая всячина» не удовлетворилась изложенными правилами и приложила письмо Перочинова: «Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтобы впредь в том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить».
Приказной тон этих дополнительных правил навёл А.В. Западова на мысль о принадлежности их самой Екатерина II. До сих пор она не встречала активного сопротивления своей политики, которую она проводила на страницах «Всякой всячины». Первым ей ответил «Трутень». В письме некого Правдулюбова издателю журнала правила Екатерины подвергались резкой критике, называя подобное человеколюбие пороколюбием, а слабости подобного рода, как и пьянство, и любовь к деньгам - явлением непростительным. Автором этого письма, по утверждению Стенника, был Новиков. Это было первое столь решительное и публичное противодействие идеологическим установкам Екатерины. Императрица ответила «Трутню» в резких тонах, не стесняясь в выражениях, обвинила Новикова в желании истребить милосердие.
Новикова это не смутило, он продолжил полемику, не щадя самолюбия издателей «Всякой всячины». «Госпожа Всякая всячина на нас прогневалась и наши нравоучительные рассуждения называет ругательствами. Но теперь вижу, что она меньше виновата, нежели я думал. Вся её вина состоит в том, что на русском языке изъясняться не умеет и русских писателей обстоятельно разуметь не может». О недостаточном владении Екатериной нормами русского языка было общеизвестно. Ей пришлось отбиваться от нападок Новикова, идеологического лидерства она не получила.
Концепцию незлобливой сатиры Екатерина II переняла из журнала «Зритель» («The Spectator») Р. Стиля и Дж. Аддисона. Их журналы были очень популярны в Европе XVIII в., Екатерина не хотела выглядеть отсталой. Однако, как считает Стенник, в её стремлении привить традиции английской нравоучительной журналистики есть и политический подтекст. Екатерина постепенно освобождается от увлечения французским Просвещением и отдаёт предпочтение более умеренной доктрине английского просветительства времен Реставрации.
Переориентация на новую культурно-идеологическую традицию по мнению Екатерины должна была способствовать объединению общественности вокруг провидимой ею политики. На страницах журналов Стиля и Аддисона велись споры по поводу сатиры, там Екатерина нашла устраивавшее её решение проблемы и попыталась применить его в России. В Англии требования доброжелательной сатиры с отказом от обличения конкретных лиц диктовались ситуацией политического компромисса, но в условиях России такое понимание сатиры, исходившее от печатного органа, руководимого императрицей, объективно служило целям ограничить возможности критики действий верховной власти.
Последним отзвуком полемики между журналами можно считать письмо Правдулюбова к издателю «Трутня», в котором Новиков объясняет своё понимание целей и границ сатиры, как бы подводя итог спору: «Я уверен, - обращается автор письма к издателю - что вы ненавистник пороков и порочных и что вы не следуете мнению утверждающих, что порочного на лицо критиковать не надлежит, но вообще порок да и то издалека и слегка. Я не ведаю, какой они от таких дальных околичностей ожидают пользы». Он подкрепляет свою мысль ссылками на практику драматургов, которые также считают, что критика «на лицо» может принести больше пользы.
Ф. Эмин поддержал Новикова в своём журнале «Адская почта»: «Ругательства нигде не годятся, но прямо описывать пороки и называть вора вором, разбойника разбойником, кажется, что дело справедливое».
IV.Тема крепостного права на страницах «Трутня». Проблема внесословной ценности личности и специфика её решения в «Рецепте г. Безрассуду»: ср. со II сатирой А.Д. Кантемира и сатирой А.П. Сумарокова «О благородстве». Образы крестьян (принципы народной этики, особенности языка) в «Копиях с крестьянских отписок и помещичьего указа». Мастерство стилизации в журналах Новикова
Мысль о независимости душевных качеств и умственных способностей человека от его социального происхождения утверждается Новиковым в самых разных формах и составляет, по мнению Макогоненко, одну из ведущих идей журнала «Трутень». С первого номера он открыто обличает сословные предрассудки при помощи едкой сатиры. В рассказах он выводит образы образованного мещанина неуча-дворянина. Вопрос сословного неравенства поднимается также Новиковым в аспекте обличения бесчеловечной практики крепостничества. Он сочувствует труженикам, чьё подневольное положение делало их жертвами прихотей и своеволия господ-самодуров. В ряде опубликованных в «Трутне» материалов раскрывается облик бесчеловечных крепостников, таких как, например, Безрассуд, который считает, «что крестьяне не суть человеки, но крестьяне, а что такое крестьяне, о том знает он только по тому, что они крепостные его рабы», или Злорад, думающих, что слуг можно заставить исполнять свои обязанности только побоями и зверствами. Г. Недоум желает, чтобы на земном шаре были лишь благородные люди, а простой народ был бы истреблён.
Обличение «злонравных» дворян ведётся с демократической позиции, так как в журнале нравственному и духовному ничтожеству духовно развращённых дворян противопоставляются «добродетельные и честные» мещане. Мнение трудящейся недворянской части общества начинает звучать открыто и зачастую становится критерием в оценке социальной полезности человеческих поступков.
Об ориентированности новиковских журналов на массового демократического читателя можно понять по предисловию Новикова к третьему изданию «Живописца»: «... у нас только те книги третьими, четвёртыми и пятыми изданиями печатаются, которые сим простосердечным людям по незнанию их чужестранных языков нравятся». Декларативные апелляции к представителям дворянства, преобладающие у Сумарокова, у Новикова сменяются сатирическим бичеванием и прямым осмеянием. Сословную спесь он называет болезнью, которую можно излечить. Рецепт излечения г. Недоуму Новиков даёт следующий: «Надлежит больному довольную меру здравого привить рассудка и человеколюбия, что истребит из него пустую кичливость и высокомерное презрение к другим людям... Мнится, что похвальняе бедным быть дворянином или мещанином и полезным государству членом, нежели знатной породы тунеядцем, известным только по глупости, дому, экипажам и ливрее». Для г. Злорада рецепт носит иной характер: «Чувствований истинного человечества 3 лота, любви к ближнему 2 золотника и соболезнования к несчастию рабов 3 золотника, положа вместе, истолочь и давать больному в тёплой воде, а потом всякий час давать ему нюхать спирт, делающийся из благоразумия. Если ж и сие не поможет, тогда дать больному принять волшебных капель от 30 до 40. Сии капли произведут то, что он сам несколько часов будет чувствовать рабское состояние, и после сего он, конечно, излечится».
В сатире А.Д. Кантемира «На зависть и гордость дворян злонравных» поднимается та же тема, что и в журнале Новикова - сословное неравенство. Евгений, молодой человек знатного происхождения, считает, что он как представить знатного рода априори имеет право на славу и почести, заслуги предков - и его заслуги, а признание трудов безродного народа его удручает - ведь они простолюдины. Так и у Новикова г. Безрассудов не считает крепостных за людей, они по его мнению созданы только лишь для того, чтобы служить знатным людям.
А.П. Сумароков в сатире «О благородстве» в отличие от Кантемира и Новикова меньше едкого высмеивания, это скорее обращение. Он пытается вразумить дворян, призывает к справедливости. Тематика сатиры перекликается с Новиковым и Кантемиром - речь идёт о сословном равенстве, о том, что честь и славу надо заслужить трудом, не важного, какого ты рода, крестьянин - тоже человек, и ничем не хуже дворянина.
В письмах крестьян к своему помещику и указе барина к крестьянам изображены произвол помещиков и бесчеловечные условия жизни крестьян. В «Челобитной Филатки» впервые в истории нашей литературы изображена правдивая картина крестьянской жизни. В письме к барину Филатка просит сжалиться над ним, взывает к его милости, но Григорий Сидорович издаёт указ, в котором велит сечь неплательщиков, наложить штраф и тому подобное. Григорий Сидорович - олицетворение жестокого, бесчеловечного помещика.
Жанровые формы сатиры Новикова очень своеобразны: новеллистическая беллетристика, краткие сообщения сатирических «ведомостей», диагнозы с рецептами пародийного лечебника, письма читателей, «документы», имитирующие стиль крестьянских прошений. Новиков мастерски стилизовал свою сатиру, например, пародийный лечебник был написан в духе народных юмористических сказок-небылиц - комбинации бессмыслицы, шуточная «опись приданного», травестированные формулы народного заговора. Макогоненко не исключает также, что в сочинениях Новикова использовался опыт немецкой нравоучительной сатиры XVIII в., для которой вопросы осмеяние сословного чванства и бессмысленной жестокости были такими же насущными и которая имела развитую систему приёмов иносказательного пародирования разных форм бытовой и документальной письменности.
Макогоненко настаивает на демократической сущности новиковской сатиры, утверждая, что использование традиций народного юмора придало ей гуманистические черты и весёлость, свойственные народной сатире.
V.Проблематика и художественное своеобразие «Отрывка из путешествия в ИТ» в журнале Н.И. Новикова «Живописец»
) проблема атрибуции «Отрывка»: Н.И. Новиков или А.Н. Радищев?
) антитеза как ведущий принцип композиции «Отрывка»;
) проблема художественного метода (вопрос об «эмпирическом реализме»);
) Спустя восемнадцать лет после публикации «Отрывка» в «Путешествии из Петербурга в Москву» радищевский путешественник так же встречается с крестьянами, однако ему не удаётся установить с ними контакт так легко, как это сделал барин из «Отрывка». Радищев особенно подчёркивал этот факт. Если подойти к вопросу авторства с этой стороны, считает Татаринцев, аргументы складываются не в пользу Радищева. Если в 1772 г. у него не возникло проблем с крестьянами, почему в 1790 г. у него возникли такие проблемы? Эту так называемую творческую эволюцию Татаринцев может объяснить лишь тем, что Радищев с годами всё дальше отходил от народа, но всё творчество писателя утверждает нам обратное. Возможен ещё такой вариант: в 1772 г. Радищев просто вообразил крестьян, а позже убедился, что был неправ. В любом случае это не объясняет, как Радищев мог «забыть» и ни разу не упомянуть своё первое произведение.
Сторонники авторства Радищева ссылаются на его сына - П.А. Радищева. Он никогда нигде не упоминал «Отрывка», не представлял его в цензурный комитет вместе с остальными произведениями отца для получения разрешения на печать, не указывал на него в первоначальном варианте биографии отца. Лишь пройдя редактирование и корректуру, биография дополнилась примечанием А.А. Корсунова, в котором «Отрывок» был прямо приписан Радищеву. Однако здесь же М.Н. Лонгинов скептически отнёсся к этой догадке и отметил её сомнительность. Корсунов был близко знаком с П.А. Радищевым, много беседовал с ним; Татаринцев полагает, что П.А. Радищев принял предположение Корсунова об авторстве отрывка. Однако узнав мнение Лонгинова, в окончательном варианте биографии П.А. Радищев «Отрывок» не упомянул. Ещё один никем не учитываемый факт: в письме А.И. Герцену П.А. Радищев упоминал две некие статьи, приписываемые А.Н. Радищеву, из этого Татаринцев делает вывод, что он лишь повторял чьи-то предположения.
Некоторые исследователи предполагали, что подпись И.Т. Расшифровывается как «Издатель Трутня», однако автор исследования о Новикове как издателе журналов А.И. Незеленов привёл несколько доводов, отрицающих эту версию. К тому же на момент издания «Отрывка» журнал «Трутень» уже два года как не издавался. Также Новиков упоминает о сокращениях, которые он произвёл в рассказе - если бы он был автором, ему бы ни к чему было это упоминать.
Татаринцев считает, что для окончательного решения вопроса об авторстве необходимо тщательно изучить в журналистику 1770 - 1780 г., проанализировать идейно-эстетически произведения этого времени. Если из числа возможных авторов будет исключён некий И.Т., все сотрудники и подписчики журналов, то авторство Новикова будет окончательно доказано.
) Проблематику произведения составляет мысль о крепостном праве как источнике зол. Цель - доказать виновность помещиков в нищете крестьян. Как пишет Татаринцев, автор считает, что это возможно только путём нелицеприятного, правдивого описания положения крепостных. Чтобы вызвать отклик у читателя, он вводит всё новые и новые картины, каждая из которых усиливает впечатление, но вместе с тем усиливается и впечатление искусственности обличения.
Идейная позиция автора «Отрывка» трактуется различными исследователями по-разному. Нельзя однозначно сказать, что одна точка зрения верна, а остальные - нет. Всё содержание произведения направленно на то чтобы доказать, что в бедности крестьян виноваты помещики. Причём виноваты они не в том, что не осознают несправедливости подобного общественного строя, не в том, что не хотят отказаться от своих прав на крепостных, а в том, что не заботятся о крестьянах и не проявляют человеколюбия. Помещик - то звено в цепи государственного механизма, от которого зависит благосостояние крестьян, а от положения крестьян зависит процветание всего государства.
Убедив читателя в виновности помещиков, автор предлагает вариант искупления этой вины, даёт пример гуманного отношения к крепостным. Весь рассказ утверждает мысль - есть злые, а есть добрые помещики. Положительный пример доброго, заботливого помещика уравновешивает критическую часть рассказа. Однако выступая с осуждением тирании, автор, видимо, понимал, что его критика не исправит тиранов, отсюда пессимистический тон его обращения к крестьянским детям, считает Татаринцев.
) Композиционно-художественное значение второй части «Отрывка» строится на противопоставлении жизни праздных господ и тружеников крестьян. Взаимоотношения крестьян деревни Разорённой и их помещика Григория Терентьевича включаются в более широкий контекст - противопоставление господствующего и крестьянского сословий. Противопоставляется также плохой, злой и глупый помещик и его антитеза - добрый, заботливый, человеколюбивый как сам повествователь.
4)По мнению А.Г. Татаринцева, в «Отрывке» отчетливо видна реалистическая тенденция изображения действительности и авторская приверженность к традиционным классицистическим приемам творчества. «Смешение разных стилевых стихий в творчестве одного и того же писателя - явление не только не случайное, но и вполне закономерное для данного периода развития литературы»
В «Отрывке» реализуется принцип правдивого изображения жизни, хотя Новиков назвал это сочинение сатирическим. Большая часть произведения - правдоподобное описание жизни крепостных, никаких заострений и преувеличений. Однако в то время писателю достаточно было сказать правду о том, к чему не принято было привлекать внимания, и его называли сатириком, а его произведение - сатирическим. Писатель открывал что-то неизвестное до этого читателю либо неправильно понимаемое, и в силу узкой сосредоточенности на конкретном явлении и стремлении привлечь к нему внимание читателя становился обличителем. По мнению Татаринцева, всё это мы и наблюдаем в «Отрывке».
Эпизод, в котором повествователь находит трёх брошенных грудных младенцев, «призван нести философскую правду о природе человека» и вместе с тем служит поводом для обвинительной тирады в адрес помещика. Далее следует сцена с падением барина без чувств, после чего ему ищут чистой воды и не находят таковой. Ситуация, по мнению Татаринцева, явно надуманная, и смысл её очевиден - это повод для обвинения в отсутствии заботы о здоровье крепостных. Следующий искусственный приём - реплики крестьянских детей: «...ай! ай! ай! берите все, что есть, только не бейте нас!», после чего следует очередной укор в сторону помещиков: «вы дожили до того несчастия, что подобные вам человеки боятся вас, как диких зверей». Весь рассказ построен на намерении укорить помещиков. Сосредоточив на этом внимание, автор не заботится о естественной сменяемости ситуаций. Каждая в отдельности деталь внешне правдоподобна, однако переходы, утверждает Татаринцев, явно искусственны. Автор не просто бытописал, а домысливал ситуации. Ему представлялось недостаточным то, что читатель сам уяснил бы из прочитанного, ему важно было сказать нечто сверх того, и это вылилось в серию микроситуаций без необходимой внутренней мотивировки. Татаринцев предполагает, что это произведение могло быть написано и без совершения путешествия в деревню Разорённую, поэтому автор и озабочен стремлением доказать истинность рассказа. Рассказ создавался на основе фактов, виденных автором не раз и не в одном месте, он объединяет их и подчиняет своему замыслу.
Автор описывает положение крепостных в помощью точных деталей быта, обстановки, подчёркивает характерные особенности в поведении и разговоре крестьян, стремясь детализацией доказать читателю правдивость своего повествования, но он ещё не отказался от классицистской манерой повествования. Ситуации сменяют друг друга без логической мотивировки, и общая картина выходит односторонней, так как фрагменты несут исключительно доказательную функцию в ущерб художественной, считает Татаринцев. В «Отрывке» нет «безотчетного акта творчества».
Охарактеризуйте формы и виды журнальной сатиры Н.И. Новикова: а) письмо читателя в редакцию; б) сатирический рецепт; в) сатирический словарь; г) сатирические объявления (ведомости, подряды); д) сатирические картины
а) Все письма читателя в редакцию имеют литературный характер и подчинены сатирическим целям - затрагивают аспекты общественной жизни или являются откликами на литературную полемику. В этот пункт входят материалы переписки, якобы попавшие в руки сотрудников журнала, которые также имеют литературный характер.
б) Сатирический рецепт оформляется с приёмами народной юмористики- комбинации бессмыслицы, шуточная «опись приданного», травестированные формулы народного заговора. Например: «Надлежит больному довольную меру здравого привить рассудка и человеколюбия, что истребит из него пустую кичливость и высокомерное презрение к другим людям... Мнится, что похвальняе бедным быть дворянином или мещанином и полезным государству членом, нежели знатной породы тунеядцем, известным только по глупости, дому, экипажам и ливрее».
в) Новиков составляет сатирические словари, например «Опыт модного словаря щегольского наречия». Пользуясь лексикой и фразеологией щегольского наречия, автор воспроизводит социально-психологические характеры советской аристократии. Он раскрывает психологию, обычаи, нравственный облик «благородных невежд» в кратких словесных портретах, критикует скудность модного лексикона и засорение русского языка.
г) В сатирических объявлениях (ведомостях, подрядах) содержались известия, якобы поступившие из разных городов России, а также различные объявления (сообщения о продаже, о приезжающих, о подрядах). Новиков пародирует известные газетные объявления. Например: «Некоторому судье потребно самой чистой и свежей совести до несколька фунтов; желающие в поставке оной подрядиться, а у него купить старую его от челобитческого виноградного и хлебного нектара перегоревшую совесть, которая, как он уверяет, весьма способна ко отысканию желаемого всеми философского камня, могут явиться в собственном его доме».
д) Сатирические картины представляют из себя изображения порочных личностей - жестокий помещик, продажный чиновник и тому подобное.
Список используемой литературы
1.В.О. Ключевский «Исторические портреты», М., 1986
2.Г.П. Макогоненко «Новиков и русское Просвещение XVIII века», М., Л., 1951
3.Ю.В. Стенник «Русская сатира XVIII века», Л., 1985
.А.Г. Татаринцев «Идейно-эстетическая позиция автора «Отрывка» // Сб. XVIII век. Вып. 11. Л., 1976
.Г.А. Гуковский «Русская литература XVIII века»
.О.Б. Лебедева «История русской литературы XVIII века»
.П.Н. Берков «История русской журналистики XVIII века», М., 1952
.В.Ф. Шишов «Язык и стиль сатирических журналов Н.И. Новикова», М., 1969
Репетиторство
Нужна помощь по изучению какой-либы темы?
Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку
с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.
Приступая к изданию журнала, Екатерина не скрывала его официального характера. В тексте «Всякой всячины» были даны читателю достаточно ясные намеки на этот счет.
«Всякая всячина» была необыкновенно хвастлива. Она помещала множество писем, на все лады расхваливавших ее, подобострастных, льстивых до крайности;
По заданию, декларированному «Всякой всячиной», она должна была быть журналом по преимуществу сатирическим. Но Екатерина и люди, осуществлявшие политику правительства в литературе, понимали сатиру по-своему. Им необходимо было вести борьбу с недовольными, и это надо было делать двумя способами: с одной стороны, порицать нежелательные для правительства явления в жизни дворянства, с другой стороны, показывать пример «благонамеренной» журналистики. В основном же надо было всеми мерами бороться с «крамолой», с недовольными.
«Всякая всячина» придерживается умеренно-моралистических взглядов; она любит морализировать «вообще»; постановки вопросов, окрашенных политически и, социально, она избегает, если же и позволяет себе статьи на принципиальные темы, то такие, которые поддерживают правительство или нападают на недовольных им.
Так, она поместила резкую статью-сатиру на свободомыслящих женщин, занимавшихся литературой и наукой. Это был выпад против хозяек салонов, своего рода комитетов оппозиции, раздражавших правительство и, в частности, Екатерину. Роль, которую играли женщины типа жены Хераскова, дочери Сумарокова, жены Ржевского, проповедовавшие стоическую мораль, толковавшие о философии и даже, – что хуже всего, – о политике, о военной науке и т.п., приводила императрицу в негодование. Дело при этом было вовсе не в том, что эти женщины вообще читали книги и занимались литературой, – это делала и сама Екатерина, – а в том направлении, которое принимала эта деятельность, в ее политическом характере.
Вслед за женщинами подверглись нападению «Всякой всячины» старики. В особой статейке она нападает на своих хулителей-стариков, приверженных, по мнению Екатерины, всему устаревшему, прошлым временам. Далее «Всякая всячина» выступила против политического недовольства в аллегорической сказочке. Здесь говорится о некоем дорожном мужике, которому надо было сшить кафтан. Мужик обратился к приказчику.
«Приказчик был человек свирепый; сказав: тот час, – приказал принести плетей; да ну сечь мужика. Мужик оттерпелся; пошел домой, говоря: «бог милостив! авось-либо хозяин увидя, что приказчик все себе собирает, да нас бьет, умилосердится, определит другого». Погодя, сменили приказчика, послали нового. Сей, осматривая село, увидел на улице мужика, претолстого, на коем кафтан, у которого все швы треснули; крикнул его и приказал для него шить кафтан. Но от скорости не молвил кому и из чего шить мужику кафтан. Приказчик между тем уехал. Погодя сделался хлеба недород и скотский падеж и уже никому шитье кафтана и в мысль не приходит. А мужик что более работает, то более ест; и чем более кушает, время от времени все становится толще, а кафтан его все старее и негоднее; нагишом же ходить нельзя, и не велят. Заплатами зачал зашивать. Что более зашивает, то более дерется…».
Здесь, конечно, идет речь о свирепых временах Анны Ивановны, а затем и о следующих царях (приказчиках), не сумевших дать стране законодательства (кафтана). Наконец, появляется «добрая» Екатерина, собравшая Комиссию депутатов (портных). Результаты вышли плачевные. Помешали делу «мальчики», т.е., по-видимому, дерзкие вольнодумцы-юнцы, которым было приказано помогать портным. «Всякая всячина» со злобой нападает на «мальчиков»; их рассуждения дерзки, они неугомонны и неблагодарны, так как ведь, мол, «хозяин недавно лишь их облагодетельствовал». Они сторонники старины, старых законов, они просят такой «одежды», какую носили в детстве, т.е. до «развития», приобретенного государством. Окрик разгневанного деспота, самохвальство пристрастного к лести начальства окрашивают статью в особо выразительные тона.
Главным плацдармом деятельности группы независимых дворян была Москва. Здесь, вдали от правительства, они свободнее собирались, дебатировали политические вопросы, осуждали власть, обсуждали свои планы и проекты реформ. Позднее, в 1772 г., Екатерина выступила против московских говорунов в комедии «О время!». Теперь, в 1769 г., «Всякая всячина» сообщает, как она отправила «от себя послов и в другую столицу» (т.е. в Москву) и вот что тут произошло:
«Недавно один из нас приехал домой и привез с собою списки с разных проектов, кои скоро подадутся правительству. Первый состоит в том, чтоб из города Ромны сделать порт. Другой содержит замысел, чтобы сложить подушный оклад, а вместо того обещает семьдесят миллионов серебряною монетою дохода; и для того советует нарядить секретную эскадру из двух тысяч кораблей, коими б завоевать неизвестные острова Тихого моря, и убив тамо черных лисиц, продавать оные ежегодно на ефимки чужестранным. Третий сочинен для поправления нашей с турками торговли, для способствования которой предлагает дать силу 1714 года указу о лихоимстве в турецких областях. Четвертый советует закупить все яйца во всем государстве и продать оные из казны. Пятый, любя общую пользу, хочет сообщить публике, каким образом удвоить зерна разного хлеба, и для делания толь полезного опыта просит деревни, мужиков и денег. Я спросил: кто делал сии проекты? Мне сказали: люди острые. А кто же именно? По большей части все проторговавшиеся купцы. А денег и деревни кто просит? Молодой человек, который отцовское все прожил».
В этой правительственной сатире на московских политических «прожектеров» характерно презрительное определение социального состава оппозиции; оно стремится опорочить «благородство» представителей этой оппозиции.
Не довольствуясь борьбой с «неблагонамеренными» элементами, «Всякая всячина» защищает существующую структуру власти. Одной из основных тем пропаганды сумароковцев было сатирическое изображение подьячих, т.е. чиновников. «Всякая всячина» отвечает им резким возражением, в котором защищает подьячих и валит все вины в неполадках административно-судебной машины на самих подданных.
«Подьячих не можно и не должно перевести. Не подьячие и их должности суть вредны, но статься может, что тот или другой из них бессовестен. Они менее других исключены из пословицы, которая говорит, что нет рода без урода, для того, что они более многих подвержены искушению, Подлежит еще и то вопросу: если бы менее было около них искушателей, не умалилася ли бы тогда и на них жалоба. Но чтоб удовольствовать писателя вышепоставленныя грамоты в его требовании, как перевести обычай, чтоб подьячие не приводили никого в изнеможение, в ответ ему скажу, что сие весьма легко: не обижайте никого, кто же вас обижает, с тем полюбовно миритеся без подьячих; сдерживайте слово, и избегайте всякого рода хлопот».
Либерализма «Всякая всячина» не любит. Она сурово осуждает мягкое обхождение с крепостными слугами, недвусмысленно рекомендуя строгость с ними (вплоть до порки) и считая, что они непременно негодяи.
«Всякая всячина» весьма почтительна к придворным (осуждение придворных, фаворитизма, лести, вообще двора деспота также было одним из «коньков» дворянского либерализма XVIII в.). Понятно, что к самой Екатерине «Всякая всячина» обращается и с открытыми похвалами, и с прикровенной лестью. Заодно прославляется и оправдывается и царский фаворит. «Восточные» имена не могли, конечно, никого обмануть в сказочке, в которой шла речь о путешествии Екатерины по Волге в 1767 году, о некоем «визире» (конечно, об Орлове) и о благоденствии России под властью мудрой монархини. Сказочка должна была служить отповедью шептунам, недовольным царицей и ее фаворитом.
Понятно, что при политической установке «Всякой всячины» ее сатира за пределами борьбы с главным врагом, дворянской крамолой, должна была иметь характер примиренчества и беззубых шуток по поводу мелочей быта «высших» слоев общества. Характерны такие темы «сатиры» «Всякой всячины»: излишнее обилие мебели в комнатах, слишком громкий голос у женщин, привычка слишком много пить (чай, кофе, лимонад и т.п.), например, в маскарадах и т.п.
Понятно также пристрастие «Всякой всячины» к общим и весьма туманным моральным рассуждениям.
Следует отметить, что «Всякая всячина» очень много материала черпала из иностранной морально-сатирической журналистики, в частности из знаменитого английского журнала «Зритель» (The Spectator), издававшегося в 1711-1714 гг. Аддисоном и Стилем и послужившего образцом для целой полосы журналистики во всей Европе. В журнале Екатерины II помещено множество переводов и переделок из «Зрителя» .
Против такой-то программы правительственного органа выступил с совершенно других позиций Новиков со своим «Трутнем».
«Трутень», несомненно, занимал либеральную позицию. Он был решительно недоволен теми формами, которые приняло к середине XVIII века крепостничество. Характер личного рабства, усвоенный крепостным отношениям, дикость и жестокость помещиков-рабовладельцев осуждается в нем. Уже эпиграф к первому году журнала (1769) говорит об этом: «Они работают, а вы их труд ядите». Это цитата из притчи Сумарокова «Жуки и пчелы»; у Сумарокова речь идет о хороших и плохих писателях. Характера социальной сатиры данный стих у него не имеет. Тем примечательнее политический смысл, приданный цитате Новиковым, желавшим заявить протест против права дворянина бездельничать. Что эта тема была для Новикова существенно важной, что он видел свою задачу именно в пропаганде идеи обязанностей дворянства и в искоренении предрассудка права на безделье, явствует также из заглавия журнала: трутень – это бездельник, живущий за счет труда других; автохарактеристика фиктивного редактора как ленивца, данная в первой же статье журнала, конечно, не могла никого ввести в заблуждение. Название относилось не к редактору журнала, а к его врагам. Кстати заметить, что эпиграф, взятый из стихотворения Сумарокова, открыто ставил литературную работу нового журнала в связь с деятельностью этого писателя. Эпиграф ко второму году журнала (1770) – также сумароковский. К проповеди гуманного отношения к крепостным, и к крестьянам и к дворовым слугам, «Трутень» возвращается не один раз. Он хочет убедить своих читателей-дворян в том, что крепостной – тоже человек, что нельзя мучить его и обращаться с ним, как со скотом. В журнале помещена, например, следующая сатирическая «Ведомость» (т.е. якобы газетная информация). В «Санктпетербурге… из Литейной»:
«Змеян, человек неосновательный, ездя по городу, надседается, кричит и увещает, чтоб всякий помещик, ежели хорошо услужен быть хочет, был тираном своим служителям; чтоб-не прощал им ни малейшей слабости; чтоб они и взора его боялись; чтоб они были голодны, наги и босы и чтоб одна жестокость содержала сих зверей в порядке и послушании. В самом деле Змеян поступает со своими рабами как проповедует. О человечество! Колико ты страдаешь от безумия Змеянова. И если б все дворяне пример брали с сего чудовища, то бы не было у нас кроме мучителей и мучеников. Однако благоразумный Мирен не следует мнению Змеянову, и совсем отменно с подвластными себе обходится. Ежели Мирен не наилучших в России слуг имеет, то по крайней мере не боится, чтоб он ими был проклинаем».
Через несколько месяцев в «Трутне» появляется «рецепт» для г. Безрассуда, в котором дается яркий сатирический образ дворянина, относящегося к своим крепостным, как к рабам, мучащего и обирающего их. В этой статье дана целая социальная программа дворянского либерализма. Помимо общих соображений о необходимости гуманного отношения к крестьянам и умеренной эксплуатации их, в ней высказана мысль о необходимости крестьянской собственности. Впрочем, автор статьи считает, что феодальная зависимость крестьян от дворян – это «нужное подчинение»; не следует только превращать его в «несносное иго рабства». Через один номер после рецепта для Безрассуда в «Трутне» начали печататься знаменитые письма старосты и крестьянина к помещику и помещичий приказ.
Это, без сомнения, высшее достижение «Трутня» в направлении социального протеста и социальной сатиры. Как и другие статьи журнала, и эта статья анонимна. Мы не знаем вообще, какова была доля участия самого Новикова как автора в его журналах .
Однако Новиков как редактор несомненно отвечал за помещенный материал, солидаризовался с ним. Переписка крестьян с помещиком написана мастерской рукой; она тонко имитирует стиль подлинных документов эпохи. Н.А. Добролюбов в своей статье «Русская сатира в век Екатерины» писал о ней: «Эти документы так хорошо написаны, что иногда думается: не подлинные ли это». В характерной форме «Трутень» дает гневный памфлет на крепостническую действительность. Нищета и бесправие со стороны крестьян, жадность и варварская жестокость со стороны помещика – такова крепостническая практика по этой статье. Смерть, голод, унижение, избиение, темнота – удел «рабов» Григория Сидорыча, который знает только два пункта в своих правах и неограниченно применяет их: драть крестьян и драть с крестьян. Типический образ помещика дан очень сильно; в барском «указе», – пишет Добролюбов, – «чрезвычайно ярко выражаются бесчеловечность и невежество помещика. Никакие человеческие чувства его не трогают, никакие страдания не возбуждают жалости, никакие резоны не внушают ему здравого распоряжения». Автор этой статьи «Трутня» еще имеет некоторые иллюзии; ему кажется, что помещик все-таки нужен крестьянам для защиты их от притязаний наглого соседа г. Нахрапцева; но тут же автор убеждается, что помещику нет дела до утеснений его крестьян, и своего дворянского долга по отношению к ним он не выполняет. Поэтому обобщающая сила отрицания, заключенного в данной статье, оказывается очень большой. Ужасная картина, приоткрытая ею, остро ставила вопрос о крепостнических порядках вообще. Именно то, что помещичий «указ» Григория Сидорыча так похож на подлинные каждодневно подписываемые российскими дворянами «указы», делает его приговором и самому Григорию Сидорычу, и другим его собратьям. Таким же приговором рабству звучат жалобы крестьян.
Борьба с социальным неприятелем велась «Трутнем» не только на почве споров о крепостном праве. Журнал смело нападал и на бюрократически-деспотическое правительство. Политическое вольномыслие, требование ограничения произвола деспота соединяется здесь с нападками против вельможного кружка дельцов, фаворитов и льстецов, захватившего власть. В девятом номере «Трутня» указано в «Письме к издателю», что первыми врагами журнала неизбежно оказываются «знатные бояре».
Эта статья служила ответом на опасные для «Трутня» разговоры в «высших сферах» в связи с его нападками против вельмож. Такие выпады в самом деле начались с первых же номеров журнала. С ними в теснейшей связи стоит и кампания, поднятая «Трутнем» против модных щеголей, петиметров, «светской» салонной молодежи. Петиметр – это молодой (а иногда и немолодой) придворный, это бездельник, проживающий родовое имение на модных платьях, на пудре, на кружевах. Он невежда, презирающий всякое дело, в особенности же сельское хозяйство. Он развратник, разрушающий крепость семьи. Петиметрство – это явление жизни именно «высшего» придворного света, кружка, окружающего трон.
Ненависть к столично-придворной верхушке связана в «Трутне» с неприязнью к деспотической власти. Здесь приходилось быть сугубо осторожным. Уже во 2-м номере журнала высказано скептическое отношение к эффективности распоряжений деспота, желающего уничтожить лихоимство, не изменяя строя; этот выпад прикрыт, правда, оговорками, явно для цензуры. В 1770 г. (лист VIII) «Трутень» напечатал ни в малой мере не сатирическую статью «Чензыя китайского философа совет, данный его государю», в которой прозрачно дал свои советы Екатерине II. То обстоятельство, что статья является переводом, не уменьшает направленности ее. Первое требование Чензыя – «полезные государству твоему учреждения полагай твердо». Это – требование «основных законов» конституции. Далее идут требования не доверять льстецам, содержащие резкие выпады против деспотов и, что важнее, явственно намекающие на необходимость ввести при монархе совет из людей, для этого приспособленных и независимых. Статья высказывает ненависть к фаворитизму. Насколько смела была эта «китайская» статья, видно уже из того, что Новиков счел нужным защитить ее и прибавил к ней примечание, комплиментирующее Екатерину.
В журнале Новикова есть явственные намеки на то, что симпатии его в области политики на стороне английской конституции. Доброжелатель «Трутня» предостерегает его от сильных неприятелей и, рекомендуя ему осторожность в сатирах на вельмож (т.е. правительство), пишет: «Здесь английской соли употребление знают немногие; так употребляйте в ваши сатиры русскую соль, к ней уже привыкли. И это будет приятнее для тех, которые соленого не любят». Английская соль – это свободное слово, как его понимает «Трутень». В другом месте говорится: «Вчерась я по обыкновению моему пришел в трактир обедать. За столом сидели мы только четверо: я с моим приятелем и двое англичан, и все разговаривали о чем хотели. Англичане о политических делах, а я с приятелем говорил о городских новостях». Англичане в дальнейшем в статье больше не упоминаются; они нужны, очевидно, только для того, чтобы показать разницу разговоров и интересов свободных людей и рабов деспотии.
Направляя свою сатиру главным образом «наверх», «Трутень» не забывал и мелких подьячих; они вызывают негодование «Трутня» и сатирические выпады его.
Отношение «Трутня» к проблемам философии, в частности к французским энциклопедическим влияниям, соответствовало его отношению к политическому свободомыслию. «Трутень» смеется над старой формально-церковной культурой, над внешними требованиями церкви, над боязнью науки и т.д. Но он не хочет поощрять заразы западноевропейского атеизма.
В сфере литературных отношений «Трутень» примыкал к сумароковской школе. Это видно и по его критическим оценкам, и по литературной манере его сотрудников. Сам Сумароков прославлен в журнале многократно. Он сделался «образцом во многих родах стихотворства, а в некоторых и неподражаемым», его защищает «Трутень» от «хулителя», он, по мнению «Трутня» сравнился в баснях с Лафонтеном, в еклогах с Виргилием, в трагедиях с Расином и Вольтером, и он оставляет свои притчи неподражаемым примером для наших потомков; заслужить бессмертную славу «оставлено к чести нашего века прославившимся в России писателям, г. Сумарокову и по нем г. Ломоносову (характерно это «по нем»). Их сочинениям потомки наши удивляться будут. Притчи г. Сумарокова как ныне беспримерны, так и у потомков наших останутся неподражаемыми…» и др.
Наоборот, ненависть «Трутня» вызывает в первую очередь В. Лукин, во вторую – официально-правительственный поэт В. Петров.
Журнал Екатерины Великой «Всякая всячина» как инструмент просвещения общества и формирования общественного мненияМинасян А. А.
Ст. преподаватель кафедры русского языка и методики его преподавания
Сочинского института Российского университета дружбы народов
Аннотация
В статье исследуется влияние сатирического журнала «Всякая всячина» императрицы Екатерины II и ее публицистической деятельности на формирование общественного мнения и просвещение русского общества ХVIII века. Анализируется также заочная полемика между «Всякой всячиной» и журналом В. Новикова «Трутень» и влияние этой полемики на публику.
Ключевые слова: русская сатирическая журналистика, общественное мнение, полемика, Всякая всячина.
Проблема общественного мнения всегда в той или иной степени стояла перед правителями и правящими элитами разных эпох. В данном докладе речь пойдет о проблеме общественного мнения и нравственного воспитания на заре развития буржуазного общества в России ХVIIIв. на примере журнала Екатерины Великой «Всякая всячина». Известно, что Екатерина была инициатором создания журнала и его активным автором. Насколько осознан был этот шаг, насколько искренне была императрица в своем стремлении исправить пороки общества, и какое воздействие имела коммуникация Екатерины с обществом на формирование общественного мнения общества - вопросы, на которые мы попытаемся ответить в этом докладе.
Тему обустройства идеального государства и выработки новых форм политики с привлечением общественно мнения рассматривают в своих трудах знаменитые философы эпохи Просвещения Макиавелли, Гоббс, Монтескье, Ж-Ж Руссо. Безусловно, вопросы формирования общественного мнения, свободы слова, нравственного воспитания общества должны рассматриваться в историческом контексте, конкретных политических и правовых условий. В описываемое историческое время каналами передачи коммуникации служили книги, брошюры – «книги новостей», «реляции», «баллады новостей», театральные постановки, цирковые постановки и т. д. Но самую широкую аудиторию имели газеты и журналы. По современным меркам их было мало, но уже шел процесс становления СМИ как отдельного института гражданского общества.
Еще в 1631г. знаменитый французский государственник кардинал Ришелье стал использовать газету для систематического воздействия на общественное мнение. Для этой цели он инициировал создание первой официальной французской газеты «La Gazetta», в которой информация подавалась в том освещении, которое отвечало политике французской власти. Известно, что для газеты писал не только Ришелье, но и сам король Франции Людовик ХIII.
Еще один монарх, придававший огромное значение прессе в деле популяризации собственной политики, был король Пруссии Фридрих II. Не раскрывая своего имени, он писал статьи под общим заглавием «Письма очевидца».
В отечественной истории первым монархом, обратившим внимание на возможности журналистики, был Петр Великий, с именем которого связано зарождение русской журналистики. Он не только был создателем первой русской газеты «Ведомости», но и анонимным автором многих газетных материалов. Цель, безусловно, популяризация собственной политики. Важность такого рода предприятий особенно возрастает в эпоху реформ.
Екатерина Великая, которая считала себя преемницей Петра Великого, была прекрасно знакома с его государственными свершениями, и, будучи умной и образованной женщиной, не могла не заметить столь важного пункта в списке заслуг Петра. Екатерина инициирует выпуск своего собственного журнала «Всякая всячина», который стал первым сатирическим журналом в истории русской журналистики. Журнал был ориентирован на формирование общественного мнения и исправление нравов. В просветительской культуре уже были прецеденты обращения к сатире с целью исправления нравов. В начале ХVIIIв. в Англии при помощи сатиры уже пытались исправить нравы знаменитые издатели и публицисты Джозеф Аддиссон и Ричард Стиль. Считается, что журнал Екатерины был создан по образцу изданий именно этих деятелей. Это была «так называемая улыбательная сатира» .
Проблема сатиры - одна из древнейших в культуре. Издревле юмор и сатира несли политическую нагрузку и выполняли критическую функцию. Часто власть навязывала и навязывает обществу сатиру в эпоху реформ. Легче сделать шаг вперед в цивилизационном развитии, если осмеяно старое и ненужное. Поэтому смех часто становится оружием, пробивающим стены традиционных обществ. Кроме того, для власти сатира может сыграть роль маскировки ее собственных проблем и ошибок. Власть позволяет высмеивать проблемы, значит, она дистанцируется от них, как бы отмывается.
Первый номер еженедельного журнала «Всякая всячина» появился в январе 1769 г. и раздавался бесплатно. «Сии листом бью челом; а следующие впредь изволь покупать»: такими словами начинался первый лист (номер). Условия подписки на "Всякую всячину" были опубликованы 6 января в "Санктпетербургских ведомостях". Имена издателя, редактора и сотрудников журнала не были объявлены. Большинство авторов печаталось анонимно, либо под псевдонимами или инициалами, что не удивительно для журналистики того времени. Однако современные исследователи едины во мнении, что основные материалы «Всякой всячины» принадлежат Екатерине II, при которой литератор Козицкий выполнял функции литературного редактора. В журнале участвовали также А. О. Аблесимов, Н. Ф. Берг, И. П. Елагин, А.П. Сумароков, граф А. П. Шувалов, А. В. Храповицкий, вероятно, его сестра М. В. Храповицкая-Сушкова и др. Предполагается, что под псевдонимом «Фалалей» скрывался Д. И. Фонвизин.
Журнал печатался в течение 1769 и 1770 годов. Появление первого сатирического журнала предзнаменовало появление еще семи сатирических литературных частных журналов. Произошел своеобразный бум в развитии русской журнальной периодики. Тем более что еще 1759 г. в русской журналистике уже был прецедент - первое формально независимое от властей издание – журнал А. П. Сумарокова «Трудолюбивая пчела». Среди новых издателей были представители не только дворянской, но и разночинной интеллигенции, издания которых были рассчитаны именно на эту часть населения. Таким образом, аудитория средств массовой информации заметно расширяется. Следовательно, возрастает и влияние средств массовой информации на формирование общественного мнения.
По поводу того, знали ли современники Екатерины и даже исследователи русской журналистики в ХIХ в., такие как А. И. Афанасьев и Н. А. Добролюбов, об активном участии императрицы в работе журнала, нет единого мнения. Однако, безусловно, всем было понятно, что журнал официальный и проправительственный.
Исследователи журналисткой деятельности Екатерины едины во мнении, что появление журнала связано с неудачами работы Уложенной Комиссии, когда императрица поняла, что новые гуманные идеи просветителей Европы чужды русскому обществу. Эти идеи «оказались невозможными провести в законодательство, вследствие неподготовленности почвы, вследствие недостатка у депутатов необходимых познаний и умственного развития». Поэтому журнал в «улыбательной» дружеской манере начал говорить о необходимости исправления нравов и в иносказательной форме разъяснять некоторые аспекты политики Императрицы.
«Всякая всячина» осуждала властолюбие, корысть, суеверие, страсть к слухам, зависть, невоспитанность, слепое следование моде, дурные привычки и призывала исправлять пороки, руководствуясь человеколюбием и снисходительностью.
Вторя «Всякой всячине», остальные сатирические журналы по словам Н. А. Добролюбова «с необычайною резкостью восстают против общественных пороков, но во всех выражается довольно ясно та мысль, что эти пороки и недостатки суть исключительно следствия старого неустройства, остатки прежнего времени и что теперь уже настала пора для их искоренения, явились новые условия жизни, вовсе им неблагоприятные. Эта мысль, положенная в основание всякого обличения, всякой сатиры, служит даже объяснением резкости тогдашних журналов» .
В одной из собственноручно написанных Екатериною статей на суд публики выносится вопрос о правосудии в государстве Российском. (Можно смело утверждать, что автор статьи Екатерина, потому что сохранилась рукопись этой статьи.) Автор знает, что некоторые граждане жалуются на отсутствие правосудия, и удивляется «как такой вред мог у нас случиться, ведь всякий честный согражданин признаться должен, что, никогда и нигде, какое то ни было правление, не имело более попечения о своих подданных, как ныне царствующая над нами Монархиня имеет о нас» . Далее автор объясняет, что причина неправосудия не в законах. Да, они у нас не совершенны и запутаны, так же как и в Европе, но мы находимся в более выгодном положении нежели европейцы, так как Ее Величество созвала всю нацию для составления нового Уложения. Следовательно, у нашего народа есть надежда на скорое улучшение ситуации в сфере правосудия, тогда как у европейцев этой надежды нет. Из чего вытекает логический вывод автора статьи: «мы ощущаем более от вышней власти человеколюбия, нежели они». На вопрос о вине самих судей автор – императрица отвечает, что судьи наши такие же как и везде. В пример она приводит судей Франции, которые покупают судейские места как товар. Истинную причину неправосудия Императрица предлагает искать каждому в себе, потому что часто о несправедливости кричат справедливо обвиненные. Далее Екатерина напоминает о христианском долге уважать правительство и не поносить его несправедливыми жалобами и призывает: «Любезные сограждане! Перестанем быть злыми, не будем иметь причины жаловаться на правосудие».
Материал грамотно сконструирован с точки зрения драматургии: в ней присутствует надежда против страха, антагонист и протагонист. Хоть и нет сюжета в классическом его понимании, но конфликт присутствует. Все это помогает зацепить и удержать внимание аудитории. К тому же произведение подписано псевдонимом Патрикей Правдомыслов. Такое имя тоже несет в себе коммуникативную нагрузку.
С этой точки зрения заслуживает внимания еще один журнальный материал, напоминающий жанр фельетона. Это история о мужике, который остался без кафтана. Сначала мужик просит у приказчика новый кафтан, но приказчик оказывается злым и приказывает высечь мужика. Злого приказчика сменяют на доброго, но и это не помогает мужику приобрести новый кафтан. Появляется добрый дворецкий, который достает сукно, созывает портных и даже делает раскрой. Далее в повествовании появляются четыре грамотных мальчика, которые ведут бессмысленный спор с портными. В итоге, мужик остается мерзнуть на улице без кафтана. В этой истории нет случайных действующих лиц, самые узнаваемые из них: мужик - российский народ, дворецкий – Екатерина II, кафтан – новое Уложение.
У этого произведения также есть все необходимые элементы для возбуждения интереса аудитории: сюжет, герой, конфликт. К тому же понятно кто антогонист, кто протогонист и в чем конфликт.
Не имея цели вдаваться в подробности знаменитой полемики между «Всякой всячиной» и остальными сатирическими изданиями во главе с «Трутнем» В. Новикова, отметим, что такого рода острая полемика всегда интересна публике. Публика жаждет драмы, конфликта. Особенно для русского общества ХVIIIв. это было удивительным явлением, поэтому пик популярности сатирических журналов наблюдается именно в это время. Тираж «Всякой всячины» достигал 1500 экземпляров. А когда градус остроты полемики спал, постепенно угасли сами журналы («Всякая всячина» и «Трутень» закрылись в 1770г.).
Считается, что Екатерина понесла поражение в конфликте с В. Новиковым. Мы не согласны с этим утверждением. Позволив полемизировать с собой, порой в грубой форме, она доказывала всему просвещенному человечеству свою гуманность, приверженность идеалам просвещения, таким как свобода слова. Нападки В. Новикова в «Трутне» на высших сановников она называет «дерзновением» и добавляет: «в старые времена послали бы его потрудиться для пользы государственной описывать нравы какого ни есть царства русского владения [намек на ссылку в Сибирь], но нынче дали волю писать и за такие сатиры не наказывают» . С одной стороны проглядывается угроза В. Новикову, а другой констатируется факт существования свободы слова. Екатерина придавала очень большое значение тому, что свобода слова не стесняется ею и всячески акцентировала на этом внимание общественности. Несмотря на то, что до 1770 года со дня вступления Екатерины на престол были случаи прилюдного уничтожения «непристойных сочинений», наказания лиц «держащих у себя запрещенных пасквилей», большая часть общества верила ей. Свободу слова, данную Екатериной, прославлял поэт Державин, Карамзин в своих сочинениях с восторгом указывал на этот факт. Княгиня Дашкова в журнале «Собеседник» писала: «Вам нет причины страшиться гонений на истину под державою монархини, которая мыслит как великий человек и разрешает мыслить другим» . К такому мнению современники Екатерины пришли в том числе благодаря ее литературно-журнальной деятельности. Безусловно, говоря о модных в тот период идеях Просвещения, Екатерина оглядывалась не только на российскую, но и на европейскую общественность. Известно, что Екатерина изучала труды выдающихся европейских мыслителей. С некоторыми из них была в дружеской переписке. Следовательно, мысль Императрицы и ее выражения не могли остаться без сильного влияния умственной жизни Европы. По мнению выдающегося историка С. М. Соловьева «Екатерина сознавала важное значение, приобретенное литературою, то руководительное значение, какое получили литературные вожди и патриарх их Вольтер» .
Н. А. Добролюбов в статье «Русская сатира екатерининского времени» утверждает, что обличения сатирической журналистики екатерининской эпохи были безуспешны. Причиной этому он называет наивность сатириков, которые полагали, что прогресс России зависит от исправления отдельно взятой личности. Н. А. Добролюбов думает, что наивные литераторы от ничтожнейших улучшений ожидали громадных последствий.
Если литераторы-сатирики, будучи передовой частью общества, были так оптимистично - наивно настроены, значит, Екатерина Великая смогла их в этом убедить. Говоря современным языком, она создала себе имидж справедливой и просвещенной «Матери Отечества».
Список использованной литературы
История России с начала 18 до конца 19 века: учебное пособие / А.Н. Сахаров, Л.В. Милов, П.Н. Зырянов, А.Н. Боханов; отв. ред. А.Н. Сахаров. - М. ; Берлин: Директ-Медиа, 2014. 297 с.
Западов В. А. Русская литература XVIII века, 1770-1775. Хрестоматия.М.: Просвещение, 1979. 53 с.
Императрица Екатерина II. Сборник исторических статей. Под. Ред. А. Турцевича. Вильна, типография А. Г. Сыркина,1904г. 360с.
Добролюбов Н. А.. Собрание сочинений в трех томах.Том второй. Статьи и рецензии 1859.М., "Художественная литература", 1987. [Электронный ресурс].
http://az.lib.ru/d/dobroljubow_n_a/text_0750.shtml
Императрица Екатерина II. Сборник исторических статей. Под. Ред. А. Турцевича. Вильна, типография А. Г. Сыркина,1904г. 362с.
Императрица Екатерина II. Сборник исторических статей. Под. Ред. А. Турцевича. Вильна, типография А. Г. Сыркина,1904г. 363c.
Императрица Екатерина II. Сборник исторических статей. Под. Ред. А. Турцевича. Вильна, типография А. Г. Сыркина,1904г. 365с.
Добролюбов Н. А.. Собрание сочинений в трех томах. Том второй. Статьи и рецензии 1859.М.:Художественная литература, 1987г. [Электронный ресурс].
http://az.lib.ru/d/dobroljubow_n_a/text_0750.shtml
Добролюбов Н. А.. Собрание сочинений в трех томах. Том второй. Статьи и рецензии 1859.М.:Художественная литература, 1987. [Электронный ресурс].
http://az.lib.ru/d/dobroljubow_n_a/text_0750.shtml
Начало 1769 года ознаменовалось возникновением в России нескольких новых литературных явлений. "Всякая всячина" - под таким названием в начале января в Петербурге, в академическом издательстве, начал выходить новый журнал. Вспомним исторический контекст нового начинания. Журналы уже не были чем-то диковинным: еще с 50-х годов существовал почтенный академический журнал ученых новостей, переводов и критической библиографии - "Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие"; преподаватели и выпускники престижного Сухопутного шляхетского корпуса - молодые писатели и переводчики - издавали "Праздное время, в пользу употребленное"; поэты "кружка Хераскова" в Москве участвовали в нескольких друг за другом выходивших периодических изданиях - "Полезное увеселение", "Свободные часы", "Доброе намерение"; наконец, была предпринята попытка издания частного журнала - "Трудолюбивой пчелы" А.П. Сумарокова. Эти издания, выходившие на протяжении 1750-х-60-х годов, воспроизводили одну и ту же модель: редакторские коллективы журналов патронировались властью и разделяли ее взгляды.
Первый номер журнала "Всякая всячина" был абсолютно неожиданным для читателей и состоялся в первых числах января 1769 г. Условия подписки были сообщены лишь во втором "Санкт-Петербургских ведомостей", а первый лист журнала раздавался желающим бесплатно: "Сим листом, - читалось на первой странице "Всякой всячины", - бью челом; а следующие впредь изволь покупать". Такой необычный в истории русской журналистики дебют нового периодического издания не мог остаться без внимания читателей.
Центральное место в журнале "Всякая всячина" занимают статьи Екатерины, а все прочие дополняют сказанное императрицей. Исследователями установлено, что в журнале принимали участие Г.В. Козицкий, граф А.П. Шувалов, А.В. Храповицкий, А.О. Аблесимов, П.Ф. Берг, Афанасий Лобысевич, Михаил Жуков, И.П. Елагин, А.П. Сумароков.
Кроме того, интересен тот факт, что некоторые из сотрудников "Всякой всячины" всегда выбирали псевдонимы, состоявшие из инициалов А.П. (Аристарх Примирителев, Афиноген Перочинов, Анфроп, Аврам Правдолюбов).
Установлено, что деньги за издание "Всякой Всячины" вносил Г.В. Козицкий, бывший в ту пору секретарем Екатерины II для "принятия челобитен" и возглавлявший "Собрание, старающееся о переводе иностранных книг". В "Опыте исторического словаря о российских писателях" Новиков писал о Козицком: "Слог его чист, важен, плодовит и приятен; по сему-то некоторые и заключают, что "Всякая всячина", еженедельное сочинение 1769 года, приобретшее толикую похвалу, есть произведение его пера".
Уже во втором листке "Всякой всячины" всем желающим предлагалось присылать свои материалы - "как стихи, так и прозу" - для публикации в журнале. "Мы же обещаем вносить в наши листы все то, что нас не введет в тяжбу со благочинием, лишь бы оно чуть сносно написано было", - заверяли издатели журнала. Объявив заранее, что журнал будет выходить в течение года, издатели "Всякой всячины" имели, по всей вероятности, определенный план действий, и названный срок был достаточным для его осуществления. Призыв следовать примеру "Всякой всячины" и льготы, предоставленные издателям других журналов (от них не требовалось называть своего имени, они освобождались от ряда цензурных формальностей), показывали уверенность руководителей этого культурного проекта в успехе Россия XVIII столетия в изданиях Вольной русской типографии А.И. Герцена и П.Н. Огарева. Справочный том. М.: Наука,1992..
"Всякая всячина" породила целый ряд сатирических журналов. В середине января появляется журнал "И то, и сио", за которым тотчас последовал журнал "Ни то, ни сио". Вслед за этими изданиями начал выходить журнал под названием "Поденщина", и уже в начале апреля к этому списку прибавился журнал "Смесь". С начала мая начинает выходить журнал "Трутень". Список этих изданий дополнили "Полезное с приятным" и начавший печататься с июля 1769 г. журнал "Адская почта". Между новыми изданиями установились отношения своеобразной литературной игры: эти журналы смотрели на "Всякую Всячину" (как, впрочем, и она на себя) как на свою "бабушку", а себя называли "внучатами". "Всякая всячина" сообщила, что она стоит за сатиру в "улыбательном духе", которая не затрагивает отдельных лиц и конкретных недостатков государственнополитического строя России, а выступает лишь против пороков, не целя ни в кого персонально. Решительно отвергает "Всякая всячина" жалобы на чиновников - "подьячих", часто исходившие из уст русских писателей и журналистов: "если бы менее было около них искушателей, не умалилася ли бы тогда и на них жалоба". Не "искушать" же подьячих весьма легко, для этого не нужно... вовсе к ним обращаться: "не обижайте никого; кто же вас обижает, с тем полюбовно миритеся без подьячих, сдерживайте слово и избегайте всякого рода хлопот".
Сама "Всякая всячина" вовсе не желала касаться общественных пороков, предпочитая говорить иногда о человеческих "слабостях": "многие молодые девушки, - с осуждением писала "Всякая всячина", - чулков не вытягивают, а когда сядут, тогда ногу на ногу кладут; через что подымают юбку так высоко, что я сие приметить мог, а иногда и более сего".
"Всякая всячина" выступила в роли законодателя литературных вкусов и выходила с продуманной эстетической установкой: "я хотел показать, первое - что люди иногда могут быть приведены к тому, чтобы смеяться самим себе; второе, открыть дорогу тем, кои умнее меня, давать людям наставления, забавляя их, и третье - говорить русским о русских и не представлять им умоначертаний, коих оные не знают". Мишенью сатиры становятся скорее нравы, нежели вкусы. Попытка исправления нравов связана как с просветительскими принципами вообще, так и с особенностями воспитания и образования самой государыни: "она не любила ничего грустного, чувствительного и претендующего на остроумие...", - писал австрийский аристократ на русской службе принц Ш.- Ж. де Линь, - "не любила и не знала новейшей литературы. Она обладала более логикою, чем риторикою. ... В ее слоге больше ясности, чем легкости... оттенки, прелесть мелких подробностей, живость слога были чужды ей".
"Всякая всячина" постепенно приучала читателей к нравоучительноразвлекательному тону своих еженедельных листков. Основное место в екатерининском издании занимала отвлеченная бытовая сатира. Суеверие и страсть к слухам, скупость, зависть и невоспитанность, самодурство и бесполезное модничанье, склонность к дурным привычкам и нетерпимость к окружающим - таковы основные объекты сатиры на страницах "Всякой всячины". Нередко журнал откликался на материалы, появлявшиеся в других изданиях: "Всякая всячина" охотно вживалась в роль "бабушки" - она журила одних, подбадривала других, давала советы третьим.
Камнем преткновения, вызвавшим острую полемику между "Трутнем" и "Всякой всячиной", стал вопрос о предназначении сатиры и границах дозволенного высмеивания носителей пороков и виновников общественных злоупотреблений. В сущности, этот знаменитый эпизод из истории литературной борьбы многие годы определял подход историков литературы и журналистики к оценкам екатерининского журнала. Повод для полемики дала сама "Всякая всячина". В майском листе, отвечая одному из корреспондентов, издатели журнала поставили вопрос о возможности исправления природы человека средствами сатиры. "Снисхождение и человеколюбие" - вот что объявлялось истинным проявлением "любви к ближнему". Действия же тех, кто стремится исправлять пороки, осмеивая и критикуя их носителей, рассматривались как проявление злобы и нетерпимости, несовместимых с законами человечности. И в помещенном вслед за этим ответом письме читателя Афиногена Перочинова предлагались правила, которыми следовало бы руководствоваться тем, кто желает критиковать людские недостатки: "1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того. 4) Просить Бога, чтоб дал нам дух кротости и снисхождения". При этом, не довольствуясь предложенными правилами, "Всякая всячина" сочла нужным сопроводить письмо Перочинова постскриптумом: "Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтоб впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить". Сам стиль предложенных правил, особенно двух последних, позволяет говорить о причастности Екатерины II к их сочинению.
До сих пор императрица не встречала активного противодействия той линии, которую она стремилась проводить на страницах журнала. Но на этот раз позиция, занятая "Всякой всячиной", вызвала ответную реакцию. Первым выступил "Трутень". В письме от читателя Правдулюбова в журнал изложенные на страницах "Всякой всячины" правила подвергались серьезной критике: "Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости человекам обыкновенны и что должно оные прикрывать человеколюбием... но таких людей человеколюбие приличнее назвать пороколюбием... Любить деньги есть также слабость, почему слабому человеку простительно брать взятки и набогащаться грабежами. Пьянствовать также слабость или еще привычка; однако пьяному можно жену и детей прибить до полусмерти и подраться с верным своим другом. Словом сказать, я как в слабости, так и в пороке не вижу ни добра, ни различия".
Значение "Всякой всячины" отнюдь не исчерпывается взятой ею на себя ролью в полемике с "Трутнем". В "письмах" читателей и "ответах" издателя - формах, избранных в качестве литературного приема организаторами журнала - содержатся суждения и оценки, относящиеся к эстетической программе издания, современным ему общественным нравам. Театральные впечатления, например, представлены в отклике анонимной "читательницы" на пьесу Г. Колле "Тесть и зять", изобилующую ненатуральными театральными эффектами и преувеличениями, вместе с замечанием - "критика легка, но искусство нелегко; ...при теперешнем положении наук у нас, гораздо нужнее поощрение, нежели строгая критика. Но вообще, чем более будет переводов и сочинений, тем более будем иметь надежды получить со временем лучшие, а может быть и совершеннейшие". Неудивительно, что, по отзывам современников, из драматических жанров Екатерина больше любила комедию, чем трагедию. Более по вкусу ей были буффонада и фарс. Татаринова Л.Е. Русская литература и журналистика XVIII в.: учебник. - 3-е изд. - М., 2001.
Из немногочисленных литературно-критических отзывов во "Всякой всячине" заслуживают внимания защита пьес В.И. Лукина от нападок современников; насмешки над "Тилемахидой" и "Аргенидой" В.К. Тредиаковского, который поистине здесь играет роль "мальчика для битья" ("ложася спать, чтоб изволила прочесть рядом шесть страниц нашего сочинения, а потом шесть страниц Тилемахиды, и крепко надеемся, что сим способом уже она не услышит храпления своего супруга", - советует "Всякая всячина" "читательнице" Хрипухиной; "впрочем мы спорить не будем, что стихи Аргениды одни могут служити к таковому же употреблению, но вместе с Тилемахидою они произведут терзание жил, потяготу, тягость и отвращение ото всего"; "если скучна Тилемахида, то этому можно помочь, читая вышедшие из перевода книги древней и римской истории" и т.д.). Необходимо иметь в виду, что простой слог "Всякой Всячины" противопоставляется неясному изложению "Тилемахиды" еще и в борьбе за новый литературный язык; как знак ухода в прошлое норм классицизма, и потому это противопоставление отдано "читателю" - защитнику высокой литературы, якобы критикующему "нововведения". "Всякая Всячина, соединенная с вещами себе подобными, произведет к чтению жадность", - уверены в своей правоте издатели журнала. И как подтверждение этих слов, "читатель" Чертухин хвалит "Всякую Всячину" за то, что та хорошо пишет, и хулит за то, что редко.
Мы встречаем здесь похвалы М.В. Ломоносову, А.П. Сумарокову ("бред мой состоит в том, что браню худых сочинителей на примере "Зятя и Тестя" и "Разумного Вертопраха" и тому подобных, исключая славных "Синава", "Хорева" и прочих, которые ясно показывают великость духа сочинительства"; "...стал знать вкус во книгах и больше любил читать хороших стихотворцев... покойного Ломоносова и господина Сумарокова, как первых российского Парнаса светильников").
Неудивительно, что стиль журнала ироничен; примечательно, что он при этом (редкое качество!) самоироничен: один из "корреспондентов", камчадал Аришлай Шуши, хранит выпуски "Всякой Всячины" в двух ящиках - в одном "с остротою", во втором "без остроты, следовательно, ничего не значащие". Он надеется, что автор наполнит оба ящика наравне, ибо иначе шкаф его, наклоняясь на одну сторону, непременно упадет. "В Аглинском смотрителе, - продолжает эту метафору журнал, - очень немало соли, а Всякая Всячина на него походит, так для чего же не быть и в ней чему полезному для общества?"
Всего в течение 1769 г. было выпущено 52 полулиста "Всякой всячины". В последнем редакция оповестила читателей о предполагаемом продолжении издания под названием "Барышек Всякой всячины", т.е. остаток "Всякой всячины". В дальнейшем было издано было 18 полулистов этого журнала. Содержание журнала оправдывало его новое название: статьи стали скучнее, а затем они и вовсе были заменены переводами из античных, преимущественно латинских источников.
