Александр Генис: По-моему, сказать, что такое типично русский роман, может только иностранец, и я не берусь описать, что у него при этом происходит в уме, потому что обычно со мною не делятся, боясь обидеть. Расшифровать ДНК нашей словесности и в самом деле не просто, начиная прямо с Пушкина, который писал прозу, как европеец, вроде Вальтера Скотта. Да так оно, в сущности, и было, если говорить о фабуле, но не исполнении - у Пушкина в сто раз лучше.
С Толстым не проще. Хотя «Война и мир» считается национальном эпосом, в книге действует европейская аристократия. Наполеон и Кутузов читают по-французски, и Пьеру проще найти общий язык с вражеским офицером, чем со своими мужиками. Русское у графа - сouleur locale: Наташа пляшет «барыню», Платон Каратаев бьется в цепях авторского замысла.
Другой кандидат – исконно русский Обломов, но не роман, а герой. Национальна здесь не книга, а загадка: почему он не встает с постели? Остается, конечно, Достоевский, в первую очередь - «Карамазовы». Но у меня и с братьями – проблемы. Иван – схема европейца, Алеша – христианский идеал, Дмитрий – его обратная, но тоже хорошая сторона (в «Братьях Карамазовых», как в ленте Мёбиуса, такое возможно). Достоевский, что постоянно случалось с нашими классиками, перестарался и вырастил из русских героев универсальных, на подобие Гулливера.
Я, во всяком случае, таких не встречал. Другое дело - папаша Карамазов: если не корень, то пень нации. Он и мертвым не выпускает роман из рук – такова в нем жизненная сила, которую китайцы называют ци и ценят в древесных наростах. Герои ведь не бывают стройными. Темперамент закручивает их в спираль, словно для разгону. Особенно в России, где от власти самодуров уйти можно только дуриком.
Короче, проблема специфики русской классики заводит нас так далеко, что, может, и впрямь лучше поручить её иноземцам. О том, что у них получается, расскажет нашим слушателям Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Статья американской писательницы и публицистки Франсин Проуз в «Книжном обозрении» газеты «НЙТаймс» называется «Что сделало русскую литературу XIX века такой значительной?». Вероятно, у каждого русскоязычного читателя есть свой ответ на этот вопрос, но чрезвычайно интересно узнать, что остается от великой литературы современному, взыскательному американскому читателю после её перевода на английский язык. Проуз начинает со сравнения:
Диктор: «Почему мы все еще читаем русских писателей позапрошлого века с неослабевающим наслаждением и восхищением? В чем их секрет? В убедительной силе? В прямоте и честности? В точности, с которой они описывали важнейшие аспекты человеческого опыта?.. Именно – важнейшие. Не опыт свиданий с партнёрами, выбранными компьютером; не яростное раздражение из-за мелких неудобств; не возмущение задержкой заказа, выполненного на день позже. Нет, другого ранга события и чувства незабываемо описывали они в своих произведениях: рождение, смерть, драмы детства, первую любовь, брак, счастье, одиночество, предательство, нищету, богатство, войну и мир».
Марина Ефимова: Окидывая взглядом широту и глубину тематики русской классики, Проуз фиксирует еще несколько особенностей писателей 19-го века: «Они представляют каждого человека целым миром, - пишет она. - Вероятно, поэтому все их герои (хотя они родились и выросли в одной стране) так неповторимо индивидуальны». Проуз признается, что ей хочется «аплодировать способности этих писателей убеждать нас в том, что в человеческой природе, в человеческой душе есть силы, готовые преодолеть преграды, поставленные требованиями общества, классовыми и национальными различиями, и даже временем».
Проуз восхищается бурным воображением Гоголя – таким ярким, что порождения его фантазии кажутся читателям не только вполне возможными, но даже естественными – например, если человек, проснувшись утром, обнаруживает пропажу собственного носа. Убедительность и яркость гоголевской фантазии, по свидетельству Франсин Проуз, позволяет иностранцам вполне оценить Гоголя, несмотря на предупреждение Владимира Набокова, которое Проуз приводит в статье:
Диктор: «Конечно, мы можем ощетиниться на утверждение Набокова, что «если Гоголя читать НЕ по-русски, то его вообще можно не читать». Набоков говорит о гоголевском языке – свежем, описательном, богатом юмором и неожиданными деталями. И наше восхищение ещё усиливается от объяснения Набокова, как Гоголь избегал банальностей, «унаследованных от древних». От века «небо было голубым, закат - алым, листва – зеленой. - объясняет Набоков. – Только Гоголь, первым, увидел желтое и сиреневое».
Марина Ефимова: Бегло обсуждая в короткой статье гигантов русской классики, Проуз пытается выделить наиболее впечатлившие её черты их литературных талантов: «Персонажи Достоевского, – пишет она, - и для нас, иностранцев, - живые люди, абсолютно реальные, даже если мы подозреваем, что в реальности никто не ведет себя так, как они: кидаясь друг другу в ноги или рассказывая с шокирующими деталями всю свою жизнь первому встречному в пивной».
Диктор: «Печальная утонченность, сверхъестественное искусство приоткрывать спрятанные, глубинные эмоции мужчин, женщин и детей, населяющих его пьесы, его повести и рассказы».
Марина Ефимова: О Толстом:
Диктор: «Монументальность замысла и острейшая проницательность поднимает на эпический уровень каждый эпизод романов Толстого – от обыденной варки варенья или воровства слив деревенскими девочками – до трагических полотен Бородинской битвы в «Войне и мире» или скачек в «Анне Карениной».
Марина Ефимова: О Тургеневе:
Диктор: «У Тургенева природа становится таким же важным персонажем, как и люди. Так же, как они, она дотошно описана, и так же, как они, всё равно остается непостижимо мистической».
Марина Ефимова: «В дополнение, - пишет Франсин Проуз, - я могу посоветовать тем, кто ищет наиболее полного ответа на вопрос о загадке русских классиков 19-го века, прочесть набоковские «Лекции по русской литературе».
Диктор: «Некоторые аспекты книги Набокова могут раздражать: например, его аристократические предубеждения, его презрение к персонажам романов Достоевского – этим, как он пишет, «невротикам и лунатикам»; его отрицание почти всей литературы советского времени. (Хочется спросить: а как же Ахматова, Платонов, Бабель?). Но с другой стороны, никто не написал так проницательно, как Набоков, о двух самых волнующих рассказах Чехова: «В овраге» и «Дама с собачкой»; никто не представил более убедительных доказательств блистательного великолепия романа «Анна Каренина». И всё же, поверьте, читать русских классиков – даже лучше, чем читать лекции Набокова об их произведениях. Читать и перечитывать, потому что их книги еще сильнее поражают своей красотой и значительностью каждый раз, когда мы возвращаемся к ним. Поэтому, закрыв последнюю страницу последней книги русской классики, возьмитесь снова за первую и начните читать сначала».
Марина Ефимова: Ответила ли Франсин Проуз на вопрос, который она задала в названии своей статьи – «Что делает русскую литературу XIX века такой значительной?». В поэтическом смысле – конечно. Но есть и более приземленный вариант ответа. В XIX веке в России зверствовала цензура – государственная и церковная, не пуская свободную мысль в историческую науку, в философию, в теологию. Государство и Церковь монополизировали ответы на вечные вопросы человеческой души: в чем смысл жизни? Что хорошо и что плохо? Возможно, это обстоятельство отчасти объясняет особое сгущение талантов в художественной литературе, где цензура была не такой непроходимой. И, возможно, поэтому русская литература XIX века так обогатилась историческими и философскими идеями, и богоискательством.
Мне кажется (по долгому опыту иммиграции), что многие американцы относятся к художественной литературе, как к исключительно культурному атрибуту. Начитанность – удел элиты. Видимо, поэтому в общественных школах литературу преподают небрежно и неразборчиво. А для россиян многих поколений русская художественная литература была в детстве главным пособием для вступления в жизнь. Еще до своего личного, всегда ограниченного опыта мы узнавали из бесценных наблюдений великих писателей о сложности человеческих отношений. Мы узнавали в их героях собственные пороки, мы учились улавливать юмор, мы даже русскому языку учились больше у них, чем по учебникам. Тот, кто в детстве хохотал над записью в Чеховской «Жалобной книге»: «Подъезжая к городу, у меня слетела шляпа», на всю жизнь усваивал правила обращения с деепричастными оборотами. Мне кажется, что мудрость и талант великих литераторов, проверенные веками, помогают взрослеть и современным детям - гораздо достойнее и эффективнее, чем наставления школьных психологов или уроки сексуального ликбеза.
Вконтакте
Несмотря на сравнительно короткую историю, американская литература внесла неоценимый вклад в мировую культуру. Хотя уже в XIX веке вся Европа зачитывалась мрачными детективными историями Эдгара По и прекрасными историческими поэмами Генри Лонгфелло, это были лишь первые шаги; именно на XX век приходится расцвет американской литературы . На фоне великой депрессия, двух мировых войн и борьбы против расовой дискриминации в Америке рождаются классики мировой литературы, лауреаты нобелевских премий, писатели, которые характеризуют своими произведениями целую эпоху.
Радикальные экономические и социальные изменения жизни американцев в 20-е и 30-е годы стали идеальной почвой для расцвета реализма , в котором отражалось стремление запечатлеть новые реалии Америки. Теперь вместе с книгами, целью которых являлось развлечь читателя и заставить его забыть об окружающих социальных проблемах, на прилавках появляются произведения, в которых явно показана необходимость изменения сложившегося социального порядка. Творчество реалистов отличалось большим интересом к разного рода социальным конфликтам, атаками на принятые обществом ценности и критикой американского образа жизни.
Среди самых выдающихся реалистов были Теодор Драйзер , Френсис Скотт Фицджеральд , Уильям Фолкнер и Эрнест Хемингуэй . В своих бессмертных произведениях они отражали истинную жизнь Америки, сочувствовали трагической судьбе юных американцев, прошедших первую мировую войну, поддерживали борьбу против фашизма, отрыто говорили в защиту рабочих и без стеснения изображали развращенность и душевную пустоту американского общества.
ТЕОДОР ДРАЙЗЕР
(1871-1945)
Теодор Драйзер родился в маленьком городке в штате Индиана в семье обанкротившегося мелкого предпринимателя. Писатель с детства познал голод, бедность и нужду , что позднее отразилось на тематике его произведений, а так же на блестящем описании жизни обычного рабочего класса. Его отец был строгим католиком, ограниченным и деспотичным, что заставило Драйзера ненавидеть религию до конца своих дней.
В шестнадцать лет Драйзеру пришлось оставить школу и подрабатывать, чтобы хоть как-то заработать себе на жизнь. Позднее он все же был зачислен в университет, но смог проучиться там лишь год опять же из-за проблем с деньгами . В 1892 Драйзер начинает работать репортёром в различных газетах, и в конце концов переезжает в Нью-Йорк, где становится редактором журнала.
Его первая значительная работа – роман «Сестра Керри» – выходит в 1900 году. Драйзер описывает близкую к его собственной жизни историю бедной деревенской девчушки, которая в поисках работы оправляется в Чикаго. Как только книга с трудом пробилась в печать, она сразу была названа противоречащей морали и снята с продажи . Спустя семь лет, когда стало слишком сложно прятать произведение от публики, роман все же появился на прилавках магазинов. Вторая книга писателя «Дженни Герхард» вышла в 1911 году также была разгромлена критиками .
Дальше Драйзер начинает писать цикл романов «Трилогия желаний»: «Финансист» (1912), «Титан» (1914) и незаконченный роман «Стоик» (1947). Его целью было показать, как в конце XIX века в Америке ведется «большой бизнес» .
В 1915 году выходит полу-автобиографический роман «Гений» , в котором Драйзер описывает трагическую судьбу молодого художника, чью жизнь сломила жестокая несправедливость американского общества. Сам писатель считал роман своим лучшим произведением , но критики и читатели встретили книгу негативно и она практически не продавалась .
Самой известной работой Драйзера является бессмертный роман «Американская трагедия» (1925). Это история о молодом американце, испорченном ложными моральными устоями США, из-за чего он становится преступником и убийцей. Роман отражает американский образ жизни , в котором бедность рабочих с окраины ярко выделяется на фоне достатка привилегированного класса.
В 1927 Драйзер посетил СССР и на следующий год выпустил книгу «Драйзер смотрит на Россию» , которая стала одной из первых книг о Советском Союзе , опубликованной писателем из Америки.
Также Драйзер поддерживал движение американского рабочего класса и написал несколько публицистических работ на эту тему – «Трагическая Америка» (1931) и «Америку стоит спасать» (1941). С неутомимой силой и мастерством истинного реалиста, он изображал окружающий его социальный строй. Однако, несмотря на то, насколько суровый мир представал перед его глазами, писатель никогда не терял веру в достоинство и величие человека и его любимой страны.
Помимо критического реализма, Драйзер творил в жанре натурализма . Он скрупулезно изображал на первый взгляд незначительные детали повседневной жизни своих героев, приводил реальные документы, порой очень длинные по размеру, четко расписывал действия, связанные с бизнесом и т.д. Из-за подобной манеры письма критики часто обвиняли Драйзера в отсутствии стиля и фантазии . К слову, несмотря на подобные осуждения, Драйзер был кандидатом на получение Нобелевской премии в 1930 году, так что сами можете судить об их правдивости.
Не спорю, может быть, иногда обилие мелких деталей сбивает с толку, но именно их повсеместное присутствие позволяет читателю наиболее четко представить действие и словно бы оказаться его непосредственным участником. Романы писателя большие по размеру и читать их бывает довольно сложно, но они, несомненно, являются шедеврами американской литературы, на которые стоит потратить время . Настоятельно рекомендуется любителям творчество Достоевского, которые уж точно смогут по достоинству оценить талант Драйзера.
ФРЕНСИС СКОТТ ФИЦДЖЕРАЛЬД
(1896-1940)
Френсис Скотт Фицджеральд – один из самых выдающихся американских писателей потерянного поколения (это молодые люди, призванные на фронт, иногда ещё не окончившие школу и рано начавшие убивать; после войны часто не могли адаптироваться к мирной жизни, спивались, заканчивали жизнь самоубийством, некоторые сходили с ума). Это были опустошенное изнутри люди, у них которых не осталось сил сражаться с коррумпированным миром богатства. Они пытаются заполнить свою душевную пустоту бесконечными удовольствиями и развлечениями.
Писатель родился в городе Сент-Пол, штат Миннесота, в обеспеченной семье, поэтому получил возможность обучаться в престижном Принстонском университете . В то время в университете царил соревновательный дух, под влияние которого попал и Фицджеральд. Он всеми силами пытался стать членом самых модных и известных клубов, которые манили своей атмосферой изысканности и аристократичности. Деньги для писателя были синонимами независимости, привилегированности, стиля и красоты, а бедность ассоциировалась со скупостью и ограниченностью. Позднее Фицджеральд понял ложность своих взглядов .
Он так и не доучился в Принстоне, но именно там началась его литературная карьера (он писал для университетского журнала). В 1917 писатель уходит добровольцем в армию, но его так и не участвует в настоящих военных действиях в Европе. В то же время он влюбляется в Зельду Сейр , происходившую из богатой семьи. Они поженились лишь в 1920, через два года поле оглушительного успешного выхода первой серьезной работы Фицджеральда «По ту сторону рая» , потому что Зельда не хотела выходить за бедного неизвестного мужчину. Тот факт, что прекрасных девушек привлекает лишь богатство, заставил писателя задуматься о социальной несправедливости , а Зельду впоследствии часто называли прототипом героинь его романов.
Достаток Фицджеральда растет прямо пропорционально популярности его романа, и вскоре супруги становятся олицетворением роскошного образа жизни , их даже стали называть королем и королевой своего поколения. Они жили шикарно и напоказ, наслаждались модной жизнью в Париже, дорогими номерами в престижных отелях, бесконечными вечеринками и приемами. Они постоянно выкидывали различные эксцентричные выходки, скандалили и пристрастились к алкоголю, а Фицджеральд даже начал писать статьи для глянцевых журналов того времени. Все это, несомненно, разрушало талант писателя , хотя даже тогда ему удалось написать несколько серьезных романов и историй.
Его основные романы появились между 1920 и 1934 годами: «По ту сторону рая» (1920), «Прекрасные и проклятые» (1922), «Великий Гэтсби», который является самым известным произведением писателя и считается шедевром американской литературы, и «Ночь нежна» (1934).
Лучшие истории Фицджеральда включены в сборники «Сказки века джаза» (1922) и «Все эти печальные молодые люди» (1926).
Незадолго до смерти в автобиографической статье Фицджеральд сравнил себя с разбитой тарелкой. Он умер от сердечного приступа 21 декабря 1940 года в Голливуде.
Основной темой практически всех работ Фицджеральда была развращающая сила денег , которая приводит к духовному разложению . Он считал богатых особым сословием, и только со временем начал осознавать, что оно основано на бесчеловечности, своей собственной бесполезности и отсутствии морали. Он осознавал это вместе со своими героями, которые были в основном автобиографическими персонажами.
Романы Фицджеральда написаны прекрасным языком, понятным и изысканным в одно и то же время, поэтому читатель с трудом может оторваться от его книг. Хотя после прочтения произведений Фицджеральда, несмотря на поражающее воображение путешествие в роскошный «век джаза» , остается ощущение опустошенности и тщетности бытия, его по праву считают одним из самых выдающихся писателей XX века.
УИЛЬЯМ ФОЛКНЕР
(1897-1962)
Уильям Катберт Фолкнер – один из ведущих романистов середины XX века, в Нью-Олбани, штат Миссисипи, в обнищавшей аристократической семье. Он учился в Оксфорде , когда началась Первая мировая война. Опыт писателя, полученный в это время, сыграл важную роль в формировании его характера. Он поступил в лётную военную школу , но война закончилась прежде, чем он успел завершить курс. После этого Фолкнер вернулся в Оксфорд и работал начальником почтового отделения в университете Миссисипи. В то же время он начал посещать курсы в университете и пробовать писать.
Его первая изданная книга, сборник стихотворений «Мраморный фавн» (1924), не был успешным . В 1925 году Фолкнер познакомился с писателем Шервудом Андерсоном , который оказал большое влияние на его творчество. Он порекомендовал Фолкнеру заниматься не поэзией, прозой , и дал совет писать об американском Юге , о месте, в котором Фолкнер рос и котором знает лучше всего. Именно в Миссисипи, а именно в вымышленном округе Йокнапатофа будут происходить события большинства его романов.
В 1926 Фолкнер написал роман «Солдатская награда» , который был близок по духу потерянному поколению. Писатель показал трагедию людей , вернувшихся к мирной жизни покалеченными как физически, так и душевно. Роман также не имел большой успех, но Фолкнер был признан как изобретательный писатель .
С 1925 по 1929 он работает плотником и маляром и успешно совмещает это с писательским трудом.
В 1927 выходит роман «Москиты» и в 1929 – «Сарторис» . В тот же год Фолкнер издает роман «Шум и ярость» , который приносит ему известность в литературных кругах . После этого он решает посвятить все свое время писательской деятельности. Его произведение «Святилище» (1931), история о насилии и убийстве, стала сенсацией и автор, наконец, обрел финансовую независимость .
В 30-е годы Фолнер пишет несколько готических романов: «Когда я умирала» (1930), «Свет в Августе» (1932) и «Авессалом, Авессалом!» (1936).
В 1942 году писатель публикует сборник рассказов «Сойди, Моисей» , в которую входит одно из его известнейших произведений – повесть «Медведь» .В 1948 Фолкнер пишет «Осквернитель праха» , один из важнейших социальных романов, связанных с проблемой расизма .
В 40-е и 50-е в свет выходят его лучшая работа – трилогия, состоящая из романов «Поселок» , «Город» и «Особняк» , посвященной трагической судьба аристократии американского Юга . Последний роман Фолкнера «Похитители» выходит в 1962, он также входит в сагу о Йокнапатофе и изображает историю прекрасного, но умирающего Юга. За этот роман, а также за «Притчу» (1954), темами которой является человечность и война, Фолкнер получил Пулитцеровские премии . В 1949 году писателю присудили «за значительный и с художественной точки зрения уникальный вклад в развитие современного американского романа» .
Уильям Фолкнер был одним из самых выдающихся писателей своего времени. Он принадлежал к Южной школе американских писателей . В своих произведениях он обращался к истории американского Юга, в особенности временам Гражданской войны.
В своих книгах он пытался разобраться с проблемой расизма , прекрасно понимая, что она ни столько социальная, сколько психологическая. Фолкнер видел афроамериканцев и белых неотрывно связанными друг с другом общей историей. Он осуждал расизм и жестокость, но был уверен, что и белые, и афроамериканцы не были готовы к законодательным мерам, поэтому Фолкнер в основном критиковал моральную сторону вопроса.
Фолкнер искусно владел пером, хотя часто утверждал, что мало интересуется техникой письма. Он был смелым экспериментатором и обладал оригинальным стилем. Он писал психологические романы , в которых большое внимание уделялось репликам персонажей, например, роман «Когда я умирала» выстроен как цепь монологов героев, иногда длинных, иногда в одно-два предложения. Фолкнер бесстрашно соединял противоположные по смыслу эпитеты, создавая сильный эффект, а его произведения часто имеют двусмысленный, неопределенный конец. Безусловно, Фолкнер умел писать так, чтобы взволновать душу даже самого привередливого читателя.
ЭРНЕСТ ХЕМИНГУЭЙ
(1899-1961)
Эрнест Хемингуэй — один из самых читаемых писателей XX века . Он является классиком американской и мировой литературы.
Он родился в Оук-Парке, штат Иллинойс, в семье провинциального доктора. Его отец увлекался охотой и рыбалкой, он научил сына стрелять и рыбачить , а также привил любовь к спорту и природе. Мать Эрнеста была религиозной женщиной, которая была целиком посвящена делам церкви. На почве разных взглядов на жизнь, между родителями писателя часто вспыхивали ссоры, из-за чего Хемингуэй не мог чувствовать себя спокойно дома .
Любимым местом Эрнеста был дом в северном Мичигане, где семья обычно проводила лето. Мальчик всегда сопровождал отца в различных вылазках в лес или на рыбалку.
В школе Эрнеста был одаренным, энергичным, успешным учеником и отличным спортсменом . Он играл в футбол, был членом команды по плаванью и занимался боксом. Хемингуэй также любил литературу, писал еженедельные обзоры, поэтические и прозаические произведения в школьные журналы. Однако школьные годы не были спокойными для Эрнеста. Атмосфера, созданная в семье его требовательной матерью, очень сильно давила на мальчика, так что он дважды сбегал из дома и работал на фермах чернорабочим.
В 1917 году, когда Америка вступила в Первую мировую войну, Хемингуэй хотел попасть в действующую армию , но из-за плохого зрения ему отказали. Он переехал в Канзас к своему дяде и начал работать репортером в местной газете The Kansas City Star . Журналистский опыт явно проглядывается в отличительном стиле письма Хемингуэя, немногословности, но при этом ясности и точности языка. Весной 1918 года он узнал, что Красному кресту требуются добровольцы на Итальянском фронте . Это был его долгожданный шанс оказаться в центре сражений. После недолгой остановки во Франции, Хемингуэй прибыл в Италию. Спустя два месяца, спасая раненного итальянского снайпера, писатель попал под огонь пулеметов и минометов и был тяжело ранен . Его забрали в больницу в Милан, где после 12 операций извлекли 26 осколков из тела.
Опыт Хемингуэя, полученный в войне , был очень важен для молодого человека и повлиял не только на его жизнь, но и на писательскую деятельность. В 1919 Хемингуэй возвращается героем в Америку. Вскоре он едет в Торонто, где начинает работать репортером на газету The Toronto Star . В 1921 Хемингуэй женится на молодой пианистке Хэдли Ричардсон, и чета переезжает в Париж , город, о котором давно мечтает писатель. Чтобы собрать материал для своих будущих рассказов, Хемингуэй путешествует по всему миру, посещая Германию, Испанию, Швейцарию и другие страны. Его первая работа «Три истории и десять поэм» (1923) не была успешной, но следующий сборник рассказов «В наше время» , вышедший в 1925 году, добился общественного признания .
Первый роман Хемингуэя «И восходит солнце» (или «Фиеста» ) опубликован в 1926 году. «Прощай, оружие!» , роман, изображающий Первую мировую войну и ее последствия, выходит в 1929 и приносит большую популярность автору . В конце 20-ых и в 30-е годы Хемингуэй выпускает два сборника рассказов: «Мужчины без женщин» (1927) и «Победитель не получает ничего» (1933).
Самыми выдающимися произведениями, написанными в первой половине 30-ых годов, являются «Смерть после полудня» (1932) и «Зелёные холмы Африки» (1935). «Смерть после полудня» повествует об испанской корриде, «Зелёные холмы Африки» и широко известный сборник «Снега Килиманджаро» (1936) описывают охоту Хемингуэя в Африке. Любитель природы , писатель мастерски рисует перед читателями африканские пейзажи.
Когда в 1936 году началась гражданская война в Испании , Хемингуэй поспешил к театру военных действий, но на этот раз как антифашистский корреспондент и писатель. Следующие три года его жизни тесно связаны с борьбой испанского народа против фашизма.
Он принял участие в съемке документального фильма «Земля Испании» . Хемингуэй написал сценарий и сам читал текст. Впечатление от войны в Испании отразились в романе «По ком звонит колокол» (1940), который сам писатель считал своей лучшей работой .
Глубокая ненависть к фашизму сделала Хемингуэя активным участником Второй мировой войны . Он организовал контрразведку против нацистских шпионов и охотился на своем катере за немецкими подводными лодками в Карибском море, после этого служил военным корреспондентом в Европе. В 1944 году Хемингуэй принимал участие в боевых полетах над Германией и даже, встав во главе отряда французских партизан, был одним из первых, кто освободил Париж от немецкой оккупации.
После войны Хемингуэй переехал на Кубу , иногда посещал Испанию и Африку. Он горячо поддерживал кубинских революционеров в их борьбе против сложившейся в стране диктатуры. Он много общался с простыми кубинцами и много работал над новой повестью «Старик и море» , которая считается вершиной творчества писателя. В 1953 году Эрнест Хемингуэй получил Пулитцеровскую премию за эту гениальную повесть, а в 1954 году Хемингуэю присудили Нобелевскую премию по литературе «за повествовательное мастерство, в очередной раз продемонстрированное в «Старике и море»».
Во время своего путешествия в Африку в 1953 году писатель попал в серьезную авиакатастрофу.
В последние годы жизни он был серьезно болен. В ноябре 1960 года Хемингуэй возвращается в Америку в городок Кетчум, штат Айдахо. Писатель страдал от ряда заболеваний , из-за чего его поместили в клинику. Он был в глубокой депрессии , так как считал, что агенты ФБР следят за ним, прослушивают телефонные разговоры, проверяют почту и банковские счета. В клинике это приняли как симптом психического заболевания и лечили великого писателя электрошоком. После 13 сеансов Хемингуэй потерял память и возможность творить . Он был в депрессии, страдал от приступов паранойи и все чаще задумывался о самоубийстве .
Через два дня поле выписки из психиатрической больницы, 2 июля 1961 года, Эрнест Хемингуэй застрелился из любимого охотничьего ружья в своем доме в Кетчуме, не оставив предсмертной записки.
В начале 80-ых годов дело Хемингуэя в ФБР было рассекречено, и факт слежки за писателем в его последние годы подтвердился.
Эрнест Хемингуэй был, безусловно, величайшим писателем своего поколения, обладавшим удивительной и трагичной судьбой. Он был борцом за свободу , яро выступал против войн и фашизма, причем не только посредством литературных работ. Он был невероятным мастером письма . Его стиль отличается лаконичностью, точностью, сдержанностью в описании эмоциональных ситуаций, конкретностью деталей. Разработанный им прием вошел в литературу под названием «принцип айсберга» , потому что писатель придавал основное смысл подтексту. Основной чертой его творчества была правдивость , он всегда был честен и искренен со своими читателями. Во время чтения его произведений появляется уверенность в достоверности событий, создается эффект присутствия.
Эрнест Хемингуэй – этот тот писатель, работы которого признаются настоящими шедеврами мировой литературы и чьи произведения, без сомнения, стоит прочитать каждому.
МАРГАРЕТ МИТЧЕЛЛ
(1900-1949)
Маргарет Митчелл родилась в Атланте, Джорджия. Она была дочерью адвоката, который был председателем Исторического Общества Атланты. Вся семья любила и интересовалась историей, и девочка росла в атмосфере рассказов о Гражданской войне .
Сначала Митчелл училась в Вашингтонской семинарии, а затем поступила в престижный женский Смитский колледж в штате Массачусетс. После учебы она начала работать в The Atlanta Journal . Она написала сотни эссе, статей и обзоров для газеты, и за четыре года работы доросла до репортера , но в 1926 получила травму лодыжки, что сделало ее работу невозможной.
Энергия и живость характера писательница прослеживались во всем, что она делала или писала. В 1925 году Маргарет Митчел вышла замуж за Джона Марша. С этого момента она начала записывать все те истории о Гражданской войне, которые слышала в детстве. Результатом этого стал роман «Унесенные ветром» , который был впервые опубликован в 1936 году. Писательница работала над ним в течении десяти лет . Это роман о Гражданской войне в Америке, рассказанный с точки зрения Севера. Главной героиней является, разумеется, прекрасная девушка по имени Скарлетт О’Хара, вся история крутиться вокруг ее жизни, семейной плантации, любовных отношений.
После выхода романа, американского классического бестселлера , Маргарет Митчелл быстро стала всемирно известной писательницей. Более 8 миллионов копий было продано в 40 странах. Роман был переведен на 18 языков. Он выиграл Пульцеровскую премию в 1937 году. Позднее был снят очень успешный фильм с Вивьен Ли, Кларком Гейблом и Лесли Говардом.
Несмотря на многочисленные просьбы поклонников о продолжении истории О’Хары, Митчелл не написала больше ни одного романа . Но имя писательницы, как и ее великолепное произведение, навсегда останется в истории мировой литературы.
6 голосовВ течение всей истории США европейские идеи питали духовную жизнь страны, получая своеобразное преломление и обогащаясь американским культурным опытом. Начиная с 30-х годов XIX века и вплоть до 20-х годов XX века Америка испытала влияние Кольриджа и Карлейля, Фурье и Оуэна, Жермены де Сталь и Ипполита Тэна, Дарвина и Спенсера, Толстого и Ницше, Маркса и Достоевского.
Мощным фактором воздействия на американскую философскую мысль и художественную культуру начала XX в. была русская литература. Кумирами американцев были Толстой, Тургенев, Достоевский, а несколько позднее — Горький и Чехов. Их читали и пропагандировали, восхищались психологической тонкостью созданных ими образов, глубиной изображения российской жизни, учились у них художественному мастерству.
Широкая популярность русской литературы в Америке не была явлением случайным. Литературы США и России начала XX в. находились на разных стадиях развития. После затянувшегося — по сравнению с Европой — периода романтизма в американскую литературу в конце XIX в. только начал широко входить новый художественный метод, высшей точкой которого стало творчество Марка Твена и Генри Джеймса. Золотой же век русской реалистической литературы, открывшийся творчеством Пушкина и Гоголя, близился к своему завершению, на пороге уже стоял век Серебряный. Богатейшее художественное наследие Толстого, Тургенева, Достоевского активно осваивалось Америкой по мере того, как оно становилось доступным в переводах.
Бунт против условностей и разного рода эстетических ограничений, стремление к обновлению литературного языка, выработке нового художественного метода предопределили необычайно большой интерес американцев к русской литературе. Осваивавшие прагматизм Уильяма Джеймса и Джона Дьюи американцы рубежа веков чувствовали необходимость социального и интеллектуального обновления и были готовы воспринять и оценить по достоинству новые идеи и художественные принципы. Настроения, охватившие многих писателей того времени, выразил Теодор Драйзер в статье "Перемены" (1916): "Не держаться слепо какой-то религиозной доктрины или системы государственного правления, теории морали или философии жизни, но быть готовым отбросить традиционные учения и обрести свободу и желание принять абсолютно новые правила— вот идеальное состояние ума" 1 . В том же году молодой, тогда еще неизвестный Дос Пассос заметил: "Мы обращаемся к русской литературе, потому что американская держит нас на голодном пайке" 2 . Слишком резкие слова писателя отражают определенное умонастроение — неудовлетворенность состоянием национальной литературы, ощущение некой паузы в ее развитии, быть может, даже упадка.
То было время, когда в Америке возник настоящий культ России. Атмосферу той поры определил Генри Мэй: "Куда ни посмотри, всюду можно видеть плоды славянского гения — и новые, и те, которые только сейчас стали популярными. Литературная и художественная критика пестрела русскими именами, такими, как Дягилев, Нижин-ский, Стравинский, Чехов, Достоевский". Далее критик приводит цитату из влиятельного журнала "Литерери дайджест" за 1913 г.: "Первенство в мире искусства и литературы теперь перешло к России" (2; р. 243).
Большое значение для знакомства американцев с русской литературой имело то обстоятельство, что произведения Тургенева, Толстого, Достоевского, а позже Горького и Чехова широко переводились и печатались как в Англии, так и в США. Главным переводчиком была англичанка Констанс Гарнет, совершившая настоящий подвиг — перевод собраний сочинений Толстого и Достоевского на английский язык 3 . В Америке произведения Толстого переводили Луиза Моод, Алина Делано и Элизабет Хэпгуд. Последняя осуществила переводы трактата Толстого "О жизни", его автобиографической трилогии и "Севастопольских рассказов", а также "Анны Карениной" и "Войны и мира" (совместно с Нэйтаном Доулом), причем последние два— с французского перевода. Луиза Моод перевела "Воскресение".
Распространению русской литературы в Америке способствовала деятельность издательств. Так, в 1915г. Альфред Нопф объявил о начале "Русского проекта". Решив специализироваться на выпуске русской литературы, издатель объяснил это просто: "Русская литература, подобно немецкой музыке, — лучшая в мире" (2; р. 291). Слова эти, заметим, принадлежат профессору Йейльского университета Уильяму Фелпсу, который предпослал их книге очерков о русских писателях 4 .
Важно, однако, отметить, что издательства не всегда решались печатать произведения русских писателей без купюр. Так, сокращению подверглись религиозный трактат Толстого "Царство Божие внутри вас" и роман "Воскресение". Даже такой верный последователь Толстого, как Эрнест Кросби, много сделавший для его популяризации в Америке, считал, что роман следует немного сократить, так, чтобы "вопросы пола в части повествовательной раскрывались менее откровенно" 5 .
Немаловажным фактором взаимодействия и взаимовлияния русской и американской литератур были личные контакты. Американские писатели и журналисты, влекомые интересом к стране, где происходили мощное политическое брожение и революционные перемены, а также любовью и уважением к ее культуре — особенно литературе, — стремились посетить Россию, стать очевидцами происходящих там событий, встретиться с писателями, чей авторитет в Америке был очень высок. Среди американцев, побывавших в России в начале XX в., можно назвать, в частности, писателей Генри Адамса и его брата Брукса Адамса. Их интересовала главным образом политическая ситуация в стране. Из своих поездок они вынесли впечатление, что страна стоит на пороге гигантских потресений, но воздерживались от предсказаний ее будущего. В статье, опубликованной в декабре 1900 г. в журнале "Атлантик мансли", Брукс Адаме писал: "Что принесет социалистическая революция в России, невозможно даже представить. Но, скорее всего, ее последствия ощутит весь мир" 6 .
Посещали Россию и журналисты самых разных политических ориентации — Альберт Рис Уильяме, Джеймс Крилмен, Эндрю Уайт, Стивен Бонсл, Лерой Скотт, Эрнест Кросби, Уильям Уоллинг, Джон Рид. Статьи и книги, которые они писали по возвращении в Америку, формировали представление соотечественников о России, общественных движениях, расстановке социально-политических сил и — не в последнию очередь — о ее духовной культуре.
Имел место и обратный процесс: русские писатели приезжали в Америку, знакомились с литературной жизнью США, а их непосредственные впечатления отражались в путевых заметках и рассказах, становились историческим фоном произведений. Но таких примеров немного, самый известный из них — поездка Горького в США, всколыхнувшая общественное мнение.
Определенное хотя и ограниченное— особенно по сравнению с тем влиянием и распространением, которое имели в США его социально-политические воззрения, — воздействие на американцев должны были оказать и лекции Петра Кропоткина о русской литературе, прочитанные им в Бостоне в 1901 г. В предисловии к публикации этих лекций он высказал очень тонкое понимание литературной ситуации в Америке и значения для нее знакомства с русской литературой: "В ней есть искренность и простота выражения, которая делает ее привлекательной для всякого, кому опротивела искусственность в литературе. Для нее характерно то, что она вводит в сферу искусства — поэзию, прозу, драму — почти все социальные и политические вопросы, которые в Западной Европе и Америке обсуждаются главным образом в публицистике и очень редко — в литературе" 7 .
Первым русским писателем, получившим национальное признание в США и "открывшим Россию американским читателям и писателям" (3; с. 123), стал Тургенев. Его влияние относится, прежде всего, к литературной жизни США второй половины XIX в., но оно сохранялось и позже. Интерес к его творчеству имел огромное значение для развития российско-американских литературных и культурных связей. Известно, что Тургеневым зачитывались Хэмлин Гарленд и Стивен Крейн, Фрэнк Норрис и Шервуд Андерсон, не говоря уже о Генри Джеймсе, для которого на протяжении всего его творческого пути произведения русского мастера оставались образцом художественного совершенства. Вслед за "Записками охотника" американские писатели открыли для себя и романы — "Рудин", "Отцы и дети", "Новь", "Дым", "Дворянское гнездо".
О глубоком влиянии на него русской литературы, и в частности Тургенева, писал Шервуд Андерсон, который постоянно читал и перечитывал Тургенева, Достоевского, Горького, Чехова. Его первое знакомство с русской литературой состоялось, по признанию самого писателя, примерно в 1911 г., когда он прочел "Записки охотника": "Помню, как у меня дрожали руки, когда я читал эту книгу. Я прочел ее запоем" 8 . В письме Роджеру Серджелу он отмечал то общее, что характерно для любимых им русских писателей: в Тургеневе, Толстом, Достоевском он нашел "трепетное отношение к человеческой жизни, отсутствие этого вечного дидактизма и самоуверенности, столь характерных для большинства западных писателей" (8; р. 118).
Интересным свидетельством неувядающего значения Тургенева для американского читателя является статья Джона Рида, опубликованная в 1919 г. в качестве предисловия к американскому изданию романа "Дым". Проницательный взгляд критика отмечает изящную форму и лаконизм стиля, яркие национальные черты, но, главное, острую общественную проблематику книги.
Давая общую характеристику творчества Тургенева, Джон Рид ставит ему в заслугу прежде всего пропагандистскую направленность произведений. Рид цитирует слова писателя о том, что он поклялся победить своего "врага"— крепостное право. Тема освобождения крестьян, отмечает Рид, пронизывает почти все творчество Тургенева, и эта последовательная и твердая позиция имела ощутимый общественный резонанс. "Записки охотника", по словам критика, разбудили общественное мнение и вызвали многочисленные протесты против крепостного права. Он повторяет услышанную где-то фразу: "Записки охотника" — это русская "Хижина дяди Тома". Сила Тургенева в том, полагает Рид, что он умел писать о политических проблемах без дидактизма, создавая правдивые картины народной жизни и давая читателю возможность сделать собственные выводы. Основной интерес для критика представляло изображение русского общества— и не только 60-х годов XIX в., "но и целой эпохи вплоть до 1917 г." 9: Тургенев показал слабость и безволие русской интеллигенции (в "Рудине" и "Дыме"), которая увлекалась западными либеральными идеями, но была неспособна принять революцию и отшатнулась от нее, когда она произошла. По словам Рида, Тургенев, принадлежал к "плеяде великих русских романистов, выступивших вслед за Гоголем". Его книги составили "правдивую летопись эпохи, безвозвратно отошедшей в прошлое" (9; с. 145, 146).
Оценивая роль Тургенева в американской и английской литературах рубежа XIX-XX веков, М. П. Алексеев замечал, что в нем искали опоры те писатели, которые старались найти выход из противоречий своего времени; он "будил их критическую мысль; у Тургенева учились они напряженному интересу к правде жизни, любви к человеку, ненависти к жестокости, лицемерию и корысти" 10 .
Действительно, Тургенев как мастер психологического письма, умевший точными, скупыми мазками передать душевное состояние героев, художник, тонко чувствовавший особенности русского характера, стал для американских писателей бесспорным авторитетом, у которого они учились писательскому мастерству.
В начале XX в., однако, влияние Тургенева несколько ослабевает: американцы открыли для себя Толстого. Возник даже своеобразный "культ Толстого", распространению которого во многом способствовал Уильям Дин Хоуэллс. Оценки, высказанные им в 80-е годы XIX в., с течением времени не претерпевают значительных изменений, но подтверждаются и развиваются в статьях, написанных на рубеже веков: "Философия Толстого" (1897) и "Лев Толстой" (1908). После смерти писателя последняя была перепечатана под заглавием "В чем причины славы Толстого".
Хоуэллс выделяет основную черту толстовской прозы — соединение этического и эстетического, пишет об умении писателя показывать беспощадную правду жизни, признает огромную нравственную силу его проповеди любви, терпимости, самопожертвования. Критик тесно связывает идеи философских и религиозных трактатов Толстого с его художественным творчеством, восхищается такими чертами толстовского таланта, как искренность, простота и безыскусственность, глубина художественного исследования характеров. Именно эти качества Толстого будут отмечать — вслед за Хоуэллсом — многие американские писатели XX в., а высшую его заслугу видеть в глубоком постижении жизни и гуманистическом пафосе. По словам Хэмлина Гарленда, другого страстного поклонника таланта Толстого, именно Хоуэллс больше, чем кто-либо другой из американцев, сделал для истолкования творчества русского писателя: "Он всегда видел в моралисте художника" (5; с. 162).
Популярности Толстого в Америке — хотя и очень по-разному — способствовали братья Уильям и Генри Джеймсы. Отношение Г. Джеймса к Толстому сформировалось в последние десятилетия XIX в., однако наиболее четко было высказано в статьях и письмах 1907-1910 годов. Он не разделял творческих принципов Толстого и его художественного метода, оставаясь до конца дней приверженцем Тургенева, но при этом признавал огромный масштаб его таланта. Хотя Г. Джеймс и предостерегал молодых "авторов от следования Толстому, его рекомендации имели, по-видимому, обратный эффект. Влияние Толстого по силе воздействия на души американцев можно уподобить стихии. Не мог ему противостоять и маститый американский писатель.
В отличие от Генри Джеймса, брат писателя, философ, психолог и один из основателей прагматизма Уильям Джеймс воздал должное могучей фигуре Толстого. Он писал о нем в книге "Многообразие религиозного опыта" (1902), которая оказала несомненное влияние на литературный процесс в США. Уильям Джеймс цитирует трактат Толстого "Исповедь", в котором он нашел подтверждение своих мыслей относительно возможности преодолеть болезненное раздвоение личности. Он говорит о явлении, свойственном отнюдь не только американцам, — борьбе двух начал: низменного и возвышенного, идеального и материального, греховного и праведного: "Душа человека являет собой арену борьбы между двумя враждующими началами — их сам человек осознает как природное и идеальное"; "у нас две жизни — природная и духовная; теряя одну, мы обретаем другую" 11 .
Уильям Джеймс словно вторит словам Толстого, который характеризовал Нехлюдова в начале романа "Воскресение" следующим образом": "В Нехлюдове, как и во всех людях, было два человека. Один — духовный, ищущий блага себе только такого, которое было бы благо и для других людей, и другой — животный человек, ищущий блага только себе и для этого блага готовый пожертвовать благом всего мира. В этот период <...> этот животный человек властвовал в нем и совершенно задавил духовного человека" 12 .
Для Уильяма Джеймса чрезвычайно важен тот факт, что Толстой сумел победить отчаяние и неверие в осмысленность жизни — своего рода онтологический скептицизм, о чем, по его мнению, и свидетельствует "Исповедь". Книга Толстого послужила философу для обоснования положения о внутренней гармонии, достигнуть которой можно путем постепенным (lysis), а не резким (crisis). Примечательно, что Джеймс обратился за положительными примерами именно к русской литературе.
В восьмой главе, озаглавленной "Раздвоение личности и пути обретения цельности", Уильям Джеймс писал о духовном кризисе Толстого и его преодолении с помощью религии, которая вернула писателя к жизни из бездны отчаяния. Среди мишеней толстовской социальной критики Джеймс называет "пошлость света, жестокую имперскую политику, ложь церкви, людское тщеславие, преступность государственных институтов" (11; р. 175). Восхищение талантом великого русского писателя он выразил метафорически: "Могучую натуру Толстого можно сравнить со старым дубом <...> Он отвергает роскошь, фальшь, жадность и жестокость, все условности нашей цивилизации, а вечные ценности видит в вещах более естественных и живых <...> Мало кто может последовать его примеру, ибо мы не обладаем такой природной мощью. Но мы хотя бы думаем, что неплохо было бы пойти по стопам Толстого" (11; р. 173).
Генри Джеймс с братом Уильямом в Кембридже. Фотография. 1905
Влияние Толстого на американских писателей начала XX в. было глубоким и многогранным. Несомненное воздействие его творчества испытали Шервуд Андерсон, Эптон Синклер, Теодор Драйзер. Шервуд Андерсон учился у Толстого художественному мастерству, что нашло отражение в его творчестве позднее, в конце 10-х — начале 20-х годов XX в. Эптон Синклер, получивший в начале века известность как автор остро-социальных романов "Джунгли" (1906), "Столица" (1908), "Менялы" (1908), видел в Толстом прежде всего "писателя-социалиста", бунтаря против социальной несправедливости, защитника обездоленных. Он особо выделял публицистику Толстого и роман "Воскресение", о котором отзывался высоко: "Эта книга <...> больше, чем какое-либо другое произведение, сделала для разрушения царизма" (3; с. 213). Синклер называл Толстого величайшим писателем мира, олицетворявшим русский гений и нравственную силу. Восхищение Толстым Эптон Синклер выразил и непосредственно, послав ему экземпляр только что вышедшего романа "Джунгли". Следы того, что Толстой читал книгу, видны в его статье "О значении русской революции", над которой писатель в то время работал (3; с. 161).
О воздействии творчества Толстого на художественный мир Драйзера можно судить как прямо, исходя из его собственных признаний, так и опосредованно, сопоставляя мировоззрение двух писателей, проблематику и поэтику их произведений. К опыту Толстого Драйзер обращался на протяжении всей творческой жизни, упоминал его в художественных произведениях, публицистике, письмах. Первыми произведениями Толстого, которые ему довелось прочесть еще в студенческие годы, были повести "Крейцерова соната" и "Смерть Ивана Ильича", а также некоторые трактаты Толстого. В раннем творчестве Драйзера влияние Толстого незримо присутствует в некой преломленной форме: толстовское требование простоты и беспощадной правдивости в искусстве, высказанное в трактате "Что такое искусство", должно было импонировать американскому писателю.
На формирование Драйзера в годы его студенческой юности повлияли столь разные писатели и философы, как Толстой, Спенсер, Дарвин, Гексли, Эмерсон, а позже — уже в 1908 г. — Ницше. «Я никогда не забуду главу о непознаваемом из "Основных начал" Спенсера, — писал он в автобиографической книге "На рассвете" {Dawn).— Меня она совершенно поразила» 13 . А вот другое признание, весьма важное для понимания мировоззрения Драйзера. Он следующим образом откликнулся на выход книги "Философия Ницше" (1908) в письме к Г. Менкену: "Ежели то, что Вы пишете в предисловии, передает смысл философии Ницше, то я могу считать себя его единомышленником (he and myself are hale fellows well met)" 1 4 . В другом письме Менкену (в 1916 г.) он признавался, что наибольшее воздействие на него оказали Гарди, Толстой и Бальзак (правда, о понятии "влияния" в применении к себе он высказывался очень осторожно). "После 1906 года или около того я познакомился с Тургеневым, Достоевским, Мопассаном, Флобером, Стриндбергом и Гауптманом, но не могу сказать, что они повлияли на меня, поскольку я узнал их слишком поздно" (14; v. 1, р. 215). "Анну Каренину" Толстого наряду с романами "Госпожа Бовари" Флобера и "Отцы и дети" Тургенева, а также повестью Бальзака "Отец Горио" он называл одним из величайших произведений мировой литературы (13; р. 186).
В 1893 г. Драйзер читал трактат Толстого "Так что же нам делать?" 15 , который к тому времени уже был переведен на английский язык. Тогда же он познакомился с религиозно-философским учением Толстого. Почти сорок лет спустя писатель вспоминал, как вместе с товарищем по колледжу обсуждал толстовские теории. Он сомневался в том, что их можно воплотить в жизнь: "Ведь хорошо известно, какова человеческая природа и как глубоко в наше сознание проник дарвиновский тезис о выживании наиболее приспособленных. <...> Толстой в своем трактате проповедует возврат к простой жизни и труду, который обеспечил бы человеку лишь самое необходимое. Призывает он не отвечать злом на зло — это древняя доктрина непротивления. Но как заставить людей принять постулат Толстого и сделать так, чтобы они поступали вопреки своим желаниям? Понятно, что вопрос этот очень сложен как с психологической, так и с биологической точек зрения. Ни он, ни я этой проблемы решить так и не смогли" (15; р. 362).
Драйзер вообще неприязненно относился к писателям, которых называл "моралистами" и "проповедниками" (religionists) (15; р. 543). Не удивительно, что эта сторона творчества Толстого не нашла отклика в его душе. В отличие от Хоуэллса, он не всегда "видел художника в моралисте". Толстого он ценил, прежде всего, как художника, а не создателя религиозно-философского учения, — слишком разными были их взгляды. Сам он об этом свидетельствует так: «Дороже всего мне был тогда (в студенческие годы.— Э. О.) Толстой-художник, автор "Крейцеровой сонаты и "Смерти Ивана Ильича" <...> Я был потрясен и восхищен жизненностью картин, которые мне в них открылись» (5; с. 555).
Драйзер, по его собственному признанию, стремился учиться художественному мастерству у Бальзака и Толстого. Однако в основе его мировоззрения лежали иные принципы. В это время он находился под сильным влиянием идей социал-дарвинизма, коего Толстой был яростным противником. В первом романе Драйзера "Сестра Керри" (1900) в изображении борьбы за существование, в которой побеждают отнюдь не самые достойные, чувствуется увлечение автора доктринами Г. Спенсера, но в целом книга выходит далеко за рамки этого учения. В ней также отчетливо видны черты натурализма, а влияние Толстого практически неразличимо.
Немецкий ученый Хорст-Юрген Герик видит в этом романе "стилистическую близость" (Affinitat) художественной манере Толстого 16 , с чем трудно согласиться. Скорее можно говорить о стилистической близости манере соотечественника Драйзера— Джека Лондона. Не случайно некоторые главы романа напоминают эссе Лондона, а также отдельные места из книги "Люди бездны", появившейся через три года после "Сестры Керри", однако в данном случае едва ли правомочно говорить о влиянии (и тогда уж о влиянии Драйзера на Лондона) — скорее речь здесь идет о типологических схождениях.
Моральный пафос, столь характерный для Толстого, был чужд Драйзеру, о чем он недвусмысленно говорил в письме одному из своих корреспондентов в январе 1919 г. По поводу романа Йохана Бойера "Большой голод" он писал: «По-моему, роман не должен походить на религиозный трактат. Идея его должна лежать скорее в материальной, чем в духовной плоскости. В жизни, конечно, присутствуют оба эти элемента, но художник преследует одну цель — показать жизнь в "целом" ("in the round") <...> Бойер — настоящий художник, хотя он и стремится воплотить духовное послание (если, конечно, можно назвать художником писателя, имеющего такой большой недостаток).
Он похож на Толстого в том отношении, что стремится поучать <... > Его книга напоминает проповедь, и этим мне не нравится. Чтобы увидеть эту ее слабость, достаточно сравнить ее с романом Салтыкова "Господа Головлевы", "Госпожой Бовари" Флобера, "Кузиной Бет-той" или "Отцом Горио" Бальзака» (14; v. I, p. 258). Кстати сказать, книгу Салтыкова-Щедрина "Господа Головлевы" Драйзер ценил очень высоко, а ее автора называл "величайшим писателем России, а может быть, и мира" (14; v. Ill, p. 847).
Как и Толстой, Драйзер стремился к беспощадной правде, но правдивость его имеет иные эстетические характеристики, чем правдивость Толстого. Так, в "Сестре Керри" показан неумолимый процесс деградации личности — постепенной физической деградации Джорджа Герствуда, который в жизненной битве "всех против всех" оказался одним из наименее приспособленных и погиб в бездне нью-йоркского Бауэри. Керри Мибер приспосабливается, однако ее жизненный успех сопровождается нравственной деградацией.
Иная картина предстает перед нами в "Дженни Герхардт" (1911). Вполне возможно, что на обрисовку главной героини романа оказали влияние женские образы из "Анны Карениной" — Долли Облонской и Кити Щербацкой. Эти женщины, в отличие от Анны Карениной, наделены даром самопожертвования и подлинной, а не эгоистической любви. В Дженни Герхардт есть что-то общее с этими толстовскими героинями.
В 1901 г. Толстой в интервью американскому журналисту Эндрю Уайту заметил, что литература Соединенных Штатов находится "не на гребне, а в глубокой впадине между высокими волнами" 17 . Если бы ему довелось прочесть романы Драйзера, он, возможно, смягчил бы свою оценку.
Тема искусства, впервые возникшая в творчестве Драйзера в "Сестре Керри" и развитая в романе "Гений" (1915), была отчасти подсказана автору статьей Толстого "Что такое искусство" 18 . Она, очевидно, произвела впечатление на Драйзера, хотя он разделял далеко не все эстетические взгляды Толстого. В "Сестре Керри" слышны отзвуки слов о "заразительности искусства 19 , для достижения которой, как считал Толстой, необходимы оригинальность, ясность передачи смысла и искренность. Драйзер наделил последним из этих качеств Керри Мибер, когда ей случилось сыграть единственный раз в любительской постановке мелодрамы Огастина Дэйли "В свете газовых фонарей". "Простота и безыскусственность" 20 , которые так захватили зрителей, — в глазах Драйзера, особенно ценные качества. Но писатель не сделал Керри великой актрисой, исходя из своей художественной задачи: показать параллельно два процесса — увядание ее актерского таланта и нравственную деградацию. Недаром ее игра в водевилях и оперетках не отличалась ни глубиной, ни оригинальностью, а слава ее была искусственно раздута.
Хотя Драйзер не разделял многих убеждений Толстого и скептически относился к его учению о непротивлении злу насилием, он счел своим долгом выступить в защиту писателя, когда в 1909 г. Теодор Рузвельт возглавил антитолстовскую кампанию в США. Бывший американский президент опубликовал в журнале "Аутлук" резкую статью, в которой взгляды Толстого называл "глупыми и фантастическими", а некоторые аспекты его учения (отказ от собственности, отрицание государства, философский анархизм, пацифизм и знаменитое непротивление злу насилием)— опасными и даже "аморальными" 21 . Он воспринял как "вмешательство" во внутренние дела Америки слова русского писателя, осудившего дискриминационную этническую политику американского правительства и войну с Испанией.
Эти идеи с большой силой прозвучали, в частности, в статье Толстого "К политическим деятелям" (1903), где он призвал американцев — вполне в духе Торо — к гражданскому неповиновению. "Мало известный американский писатель Торо,— писал в 1903 г. Толстой, — в своем трактате о том, почему человек обязан не повиноваться правительству, рассказывает, как он отказался заплатить американскому правительству 1 доллар подати, объясняя свой отказ тем, что не хочет своим долларом участвовать в делах правительства, разрешающего рабство негров. Разве не то же самое может и должен чувствовать по отношению своего правительства не говорю уже русский человек, но гражданин самого передового государства Америки с ее поступками на Кубе, Филиппинах, отношением к неграм, изгнанием китайцев..." (19; т. 35, с. 208-209).
Теодор Рузвельт опасался не зря. Метод, предложенный Торо и развитый Толстым, стал, как показала история, одним из способов выражения гражданского протеста. Это, видимо, понял и Теодор Драйзер, хотя в молодые годы, как уже отмечалось, он сомневался в действенности этического учения Толстого. Позже, в книге "Живые мысли Торо" (1939) он высоко оценил Торо как философа и "реформатора морали". Можно предположить, что и его собственные взгляды на теорию и практику гражданского неповиновения претерпели некоторое изменение. Защита Драйзером Толстого от инвектив Теодора Рузвельта свидетельствует о том, что противоречия в его оценках Торо и Толстого сглаживаются. Определенную роль в этом могли сыграть два фактора: чрезвычайная популярность Толстого в Америке и более глубокое знакомство Драйзера с его творчеством.
Обращает на себя внимание перекличка голосов и идей в русской и американской литературах: Толстой увидел много родственного у писателей США первой половины XIX в., которых занимали философские и социальные проблемы, волновавшие и его; в его душе находили отклик многие мысли Торо и Эмерсона, Гаррисона и Паркера. Они подкрепляли его собственные убеждения, давали толчок для раздумий и поисков. И наоборот, мысли Толстого-философа и выраженная в его художественных произведениях и трактатах гуманистическая философия, которая сочетала индивидуализм и общинность и учила людей в их собственной жизни, требующей ежедневно решений и поступков, неизменно следовать своим убеждениям и строить отношения на основах братской любви, завоевали ему в Америке множество почитателей и последователей.
Влияние Толстого сказалось и в американской журналистике. В начале века многие из тех, кто приезжал в Россию, считали своим долгом побывать в Ясной Поляне и побеседовать с великим писателем, что свидетельствует об огромном авторитете Толстого в США. Интерес этот был подготовлен как широким распространением русской литературы в Америке, так и развитием революционного движения в России.
В 1903 г. у Толстого в Ясной Поляне побывал корреспондент нью-йоркской газеты "Уорлд" Джеймс Крилмен. Взятое им интервью, перепечатанное во многих газетах, вызвало восторженные отклики американцев и было воспринято как обращение Толстого к американскому народу: русский писатель призывал американцев вернуться к идеалам, воплощенным в произведениях Торо, Эмерсона, Уиттьера, Гаррисона. Крилмен, хотя и не соглашался со многим в философии Толстого, считал его "величайшим из правдивейших людей" (5; с. 434).
Известный американский журналист и активный участник социалистического движения Уильям Инглиш Уоллинг посетил Россию в 1905-1907 годах в качестве корреспондента нескольких американских газет и журналов. Его репортажи, публиковавшиеся в журналах "Ин-депендент", "Аутлук", "Нэйшн", "Колльерс уикли", "Уорлд тудей", вошли в книгу "Послание России. Всемирное значение русской революции" (1908). Она выдержала несколько изданий и даже была переведена на русский язык и опубликована в Берлине.
Книга Уоллинга — ценное свидетельство очевидца, документ, отразивший атмосферу тех бурных лет, борьбу идей, противостояние различных политических и социальных сил. Американский журналист встречался с государственными деятелями, политиками, писателями, беседовал с Толстым, Горьким, Короленко, которого посетил во время поездки в Полтавскую губернию. Он с уважением отзывался о социальной проповеди Толстого, бунтарском духе Горького, говорил о политических воззрениях Короленко, которого называл "лучшим публицистом России" 23 .
Материалами для книги послужили не только личные впечатления и беседы. Уоллинг обращался к русским периодическим изданиям, выходившим за границей, таким, как "Корреспондант рюсс" или издававшийся в Париже ежемесячник эсеров "Русская трибуна", использовал статьи американских журналистов Альберта Эдвардса и Гарольда Уильямса в "Колльерс уикли" и "Харперс уикли", многие другие источники. Основанная на богатом историческом материале книга Уоллинга написана талантливым пером и включает в себя описания мест и событий в жанре путевого дневника, зарисовки характеров, публицистически яркие и эмоционально окрашенные обращения к читателю, философские размышления, отрывки из писем, официальных документов, периодической печати.
Для Уоллинга Россия 1905-1907 годов— единственная страна в мире, которая переживает духовное брожение, страна, опередившая других не только в социальной мысли и идеалах, но и во многих областях культурной жизни. "Под влиянием тяжких испытаний и великих страданий русский народ привык к более глубокой и интенсивной духовной жизни, а потому его новое слово, его послание миру должно глубоко поразить все страны" 24 . Настало время, писал в предисловии Уоллинг, "оценить значение первого акта великой революционной драмы. Второй акт еще не начался, а конец ее далеко впереди" (23; р. XII). В этих словах слышен отзвук беседы Уоллинга с Толстым. Они сохранили для нас еще одно свидетельство того, что великий русский писатель мог проникнуть в сокровенную суть событий, предугадать ход истории.
Фигура Толстого занимает в книге особое место. Автор считал его продолжателем революционных идей Руссо. "Толстой — величайший ныне противник капитализма в России и во всем мире", — писал Уоллинг, а его социальная программа хотя и кажется непрактичной, по сути дела является "величайшей угрозой существованию царизма" (23; р. 434). Писатель ценил Толстого как защитника угнетенного крестьянства, отмечал разоблачительную силу его публицистики.
В разговоре с Толстым, которого Уоллинг посетил в Ясной Поляне 12 мая 1906 г. (вскоре после созыва I Думы), он признался, что собирается прожить в России несколько лет, чтобы наблюдать за ходом революции. На это Толстой ответил, что ему нужно было бы пожить в России лет пятьдесят. "Русская революция — это величайшая драма, которая состоит из нескольких актов. Эта Дума— даже не первый акт, а всего лишь первая сцена первого акта, и, как всегда бывает с первыми сценами, она немного комична" (23; р. 7). В издании книги 1917 г. Уоллинг развил образ, найденный Толстым: "Второй акт, несомненно, будет сыгран в конце или незадолго до конца нынешней войны с Германией и Австрией" 25 . Слова Уоллинга оказались пророческими.
Во время встречи двух писателей зашла речь о методах социального протеста, возможности и оправданности насилия. По словам Уоллинга, Толстой заметил, что в этом отношении он "в значительной степени согласен с известными анархистами — Торо, Бакуниным, Кропоткиным, Прудоном и другими" (23; р. 449). Американский писатель, очевидно, понимал ограниченность позиции Толстого в этом вопросе. Однако он не высказался, подобно Короленко, против толстовской доктрины непротивления злу насилием, ибо видел, сколько зла приносит ответное насилие в деревне, где шла настоящая гражданская война. С другой стороны, он точно оценивал историческую бесперспективность терроризма, индивидуальных актов мщения, которые проводились "Боевой организацией" эсеров.
В книге Уоллинга содержится не только анализ революционной ситуации в России, но и размышления о развитии философской мысли Европы и Америки. Неприятие идей социал-дарвинизма заставило Уоллинга искать в российской культуре и философии противоположные явления. И он нашел их в толстовском учении 26 , в котором его привлекали проповедь духовности и нравственного совершенствования, нонконформизм и отрицание насилия. Под влиянием беседы с писателем он формулирует свое видение путей социального прогресса следующим образом: "Мы должны перестать противопоставлять общественный прогресс личному совершенствованию, прекратить попытки отстаивать принципы с помощью силы. Мы должны вместе с ним (Толстым. — Э. О.) осуществлять в своих действиях непротивление злу!" (23; р. 449) При этом Толстой, подчеркивает Уоллинг, понимает ненасилие как активное сопротивление злу.
Во многом благодаря знакомству с творчеством и личностью Толстого Уоллинг пришел к выводу о ведущей роли России в области духовной жизни. Для него "свет с Востока" (Lux Orientalis) исходил именно из России. Кстати сказать, пребывание Уоллинга в России — вместе с женой, Анной Струнской, и ее сестрой, Розой Струнской, — имело и другие последствия для расширения литературных контактов между двумя странами. Анна Струнская подарила Толстому второе издание книги "Письма о любви" (Письма Кемптона-Уэйса"), написанной ею вместе с Джеком Лондоном в 1902 г. Роза Струнская перевела на английский язык отрывки из дневников Толстого, а также книгу религиозных исканий Горького "Исповедь" 27 .
Взгляды Уоллинга и его русские впечатления не могли не повлиять на Джека Лондона, близко знакомого с ним через Анну Струнскую. Он совсем не случайно выбрал Уоллинга прототипом героя из неоконченного романа "Бюро убийств" (1911), сюжет которого косвенно связан с русскими событиями. Основной конфликт романа — столкновение двух идеологий: жизненной философии главы "Бюро убийств", Ивана Драгомилова, и социалиста Уинтера Холла, убежденного противника террора, осуществлявшегося "инициативной личностью". Прототипом Холла и послужил Уильям Уоллинг. Об этом говорит не только портретное сходство, но и целый ряд характерных деталей. Лондон называет своего героя "социалистом-миллионером", а именно эти слова употреблялись в американской прессе применительно к Уоллингу, внуку видного политического деятеля и наследнику большого состояния.
Подобно Уоллингу, Уинтер Холл — блестящий журналист, автор многих статей и книг. Он провел год в России, где стал свидетелем событий 1905 г., изучал тактику революционеров в борьбе с самодержавием. Он пришел к убеждению, что время "всадника на коне" миновало. В идейном споре с Драгомиловым Холл побеждает. Он доказывает своему оппоненту, что деятельность "Бюро убийств" антиобщественна или, как он говорил, "социально нецелесообразна". (Интересно, что в разговоре с Уоллингом Борис Савинков характеризовал действия русских террористов сходными словами.) Признав поражение, Драгомилов принимает заказ от Холла на уничтожение самого себя. В результате, устранив всех членов организации, он гибнет и сам. Холл и дочь Драгомилова, Груня, остаются жить, демонстрируя торжество принципов "гуманного социализма", лишенного всякого оттенка ницшеанства, принципы которого исповедовал Драгомилов.
Взгляды Уоллинга (а, возможно, и дело Азефа, о котором он мог получить сведения из печати или от знакомых) повлияли на оценку Лондоном методов русских революционеров. Эволюция в его взглядах на проблему насилия очевидна: если в эссе "Революция" он приветствовал взрыв бомбы Созонова, то в романе "Бюро убийств" недвусмысленно осудил эсеровскую тактику террора 28.
Влияние Толстого, его художественного творчества и социальных взглядов — как прямое, так и опосредованное (о чем говорит, в частности, описанный выше случай) — стало в начале XX в., быть может, наиболее значимой частью русско-американских литературных связей. В начале -века была осуществлена первая попытка поставить Толстого на сцене. Выбор пал на "Воскресение" 29. Инсценировка романа уже несколько лет шла в Париже, в театре "Одеон". Американская премьера состоялась в Нью-Йорке в феврале 1903 г. По мнению большинства критиков, спектакль оказался неудачным, поскольку не передавал сущности толстовского романа. Однако он дал толчок критическим дискуссиям о творчестве писателя. В одной из рецензий театральный обозреватель газеты "Ивнинг пост" писал о "Воскресении": "Книга содержит в себе много фантастического и утопического, что и останется таковым до тех пор, пока не произойдет коренное преобразование всего человечества. Но ее ценность состоит не в смаковании порока, не в скрупулезном описании нищеты и падения нравов, а в анализе причин, их породивших, в психологической проницательности автора, в пламенном человеколюбивом духе, пронизывающем книгу, в глубоком исследовании национальной жизни и обычаев, в горячем желании защитить человеческие интересы" (29; с. 194).
Интересно свидетельство Эрнеста Кросби, который в письме Толстому упоминал о виденной им пьесе американского драматурга (имени которого он не называет) "Леа Клешма", написанной под влиянием романа. Главная мысль пьесы, по словам Кросби, заключается в том, что даже в самом закоренелом преступнике есть искра добра (5; с. 398). Кроме "Воскресения", на нью-йоркской сцене были спустя некоторое время поставлены "Власть тьмы" (театр "Гилд", 1920), "Живой труп" (театр "Плимут", 1918), а также осуществлена инсценировка "Анны Карениной" (театр "Геральд", 1907) 30 .
Анонимный критик из "Ивнинг пост" довольно точно указал на причины колоссального влияния Толстого на американское сознание в начале века. То было время, когда американцы жаждали не только правды, выведенной на свет "разгребателями грязи", но и правды другого рода, в оправе утопической доктрины, построенной на фундаменте оптимистического мировоззрения, подобного тому, которое питало творчество трансценденталистов. Пуританские идеалы, сформировавшие американский характер, сохранили свое влияние и в XIX, и в XX веках, меняясь под воздействием перемен в социальной и духовной жизни. Не случайно проповеднический пафос автора "Воскресения" нашел столь живой отклик в душах многих американцев.
И все же Толстой воздействовал на американских писателей по-разному. Его воспринимали и оценивали, сообразуясь с особенностями мировоззрения, творческими установками, складом характера. Одни— таких было меньшинство (к их числу принадлежали Генри Джеймс и Теодор Рузвельт) — хотя и признавали художественный талант Толстого, не разделяли его веры в "религиозный принцип совести", а его учение в лучшем случае оставляло их равнодушными. Отвергали они и некоторые положения толстовской эстетики, требовавшей непримиримого к злу, чутко отзывающегося на боль и страдания человека, зовущего его к духовному самосовершенствованию искусства; им претил проповеднический пафос его поздних повестей, а рекомендации в духе Нагорной проповеди казались прекраснодушными и слишком возвышенными, чтобы следовать им в жизни.
Другие— их было большинство— напротив, воспринимали творчество Толстого как некое единство этического и эстетического (об этом лучше всего сказал Хоуэллс), восхищались художественным новаторством писателя, его глубинным демократизмом и масштабностью социальной критики. Не случайно среди тех, кто испытал влияние Толстого, были социалисты и радикалы (Эптон Синклер, Уильям Уоллинг, Майкл Голд 31), мыслители и философы (в частности, Уильям Джеймс), писатели, стремившиеся преодолеть все еще ощутимую в литературе "традицию благопристойности" и отразить беспощадную правду жизни (Джек Лондон, отчасти натуралисты).
Следующим этапом приобщения Америки к русской литературе было знакомство с творчеством Достоевского. Начало его относится к последнему десятилетию XIX в. Уже в 1889 г., после прочтения "Преступления и наказания", Хоуэллс призвал писателей учиться у Достоевского (позже, правда, он свое мнение изменил) 32 . Однако признание гениальности Достоевского пришло не сразу. Многие из американских писателей конца XIX века — Генри Джеймс, Стивен Крейн, Хэмлин Гарленд, Фрэнк Норрис — не приняли его, в основном по причинам эстетического характера. Генри Джеймс говорил об отсутствии у него композиционного единства, видел серьезный недостаток в том, что он назвал "пренебрежением к стилю", "рыхлостью" и "расточительностью" 33 .
В 10-20-е годы XX в. своеобразный культ Толстого стал постепенно уступать место увлечению Достоевским. Этому немало способствовало издание собрания сочинений писателя в переводе Констанс Гарнет. Не менее важно и то обстоятельство, что под влиянием событий Первой мировой войны общественное сознание было подготовлено к восприятию трагического мира Достоевского. Его популярность в конце 10-х годов совпала с поворотом в художественном сознании и изменением философской ориентации американских прозаиков, что позже отразилось в творчестве писателей "века джаза", в поэтике Дос Пассоса и Фолкнера. Первым это заметил, пожалуй, Рэндольф Борн. В 1917 г. в статье о творчестве Достоевского в журнале "Дайел" он писал о новизне художественного метода Достоевского, которую видел в показе глубин человеческой психики, болезненных страстей, "зловещих и гротескных вывертов человеческого мышления". Не случайно он резко высказывался против причисления романов Достоевского к литературе "нездоровой, патологической, вредной" 34 .
Автор статьи определил, какую именно роль предстояло сыграть Достоевскому в американской литературе и жизни: он был необходим для расширения художественного кругозора его соотечественников; им нужно было повзрослеть, "освободиться от напыщенности и предвзятости представлений о человеческой психологии" (34; с. 266). Необходимо было поколебать устоявшиеся принципы викторианской морали, закрепленные в литературе, разрушить эстетические табу. Это было под силу лишь большому таланту, художнику необычайной силы и особого видения жизни. Таким художником он считал Достоевского. Анализируя своеобразие его поэтики, Борн особо отмечает художественное новаторство писателя, такое качество, как сопричастность (immanence) художника, когда кажется, что автор не отстраняется от своих героев, а словно сливается с ними. В "Двойнике" и "Бесах" эта сопричастность доведена до предела. Свою мысль критик выразил так: "Произведение, кажется, само рассказывает себя" (34; с. 267). Значение Достоевского, по мнению Борна, состояло в том, что он помог писателям сменить эстетические ориентиры, а критикам — обосновать необходимость смелее отражать сложность мира.
Среди тех, кто восхищался талантом Достоевского, были Дос Пас-сое, Флойд Делл, Шервуд Андерсон. Дос Пассос читал и перечитывал "Преступление и наказание" в середине 10-х годов. Отмечая закат популярности Тургенева в эти годы, он говорил об особом значении поэтики Достоевского, его умении заставить читателя "всецело жить этим романом" (3; с. 250).
Примерно в то же время Флойд Делл объяснял причины необычайной популярности Достоевского в статье, посвященной его творчеству и опубликованной в 1915 г. в журнале "Нью ревью": "Искусство Достоевского раскрыло перед читателем бездонные глубины жизни и заставило писателей стремиться к достижению небывалых высот. Оно дало нам новое понимание правды" (3; с. 249). В другой статье, появившейся в 1916 г. в журнале "Мэссиз", он отметил, что великие русские писатели Толстой, Тургенев и Достоевский, изменили всю направленность литературы на английском языке.
Неоднократно писал и говорил о влиянии на него русской литературы Шервуд Андерсон. С произведениями Достоевского он познакомился в начале 10-х годов, когда уже опубликовал свой первый роман, но не создал еще знаменитого цикла рассказов "Уайнсбург, Огайо" (1919). Андерсон называл Достоевского единственным писателем, перед которым был "готов встать на колени" (8; р. 70). Во всей литературе, писал он, нет ничего равного "Братьям Карамазовым". Так же высоко он оценил и другие произведения Достоевского: "Бесов", "Идиота", "Записки из Мертвого дома".
О влиянии Достоевского на формирование Андерсона-художника можно судить уже по первому сборнику рассказов, отличавшемуся новизной тематики и смелостью в показе человеческой психики. Андерсону удалось вдохнуть новую жизнь в американский жанр новеллы, испытывавший в то время серьезный кризис. Он пошел против устоявшейся — и почти исчерпавшей себя — традиции и отказался от использования в рассказах экзотического фона, остросюжетной фабулы, эффектных или утешительных концовок. В "простых историях", составивших сборник "Уайнсбург, Огайо", он показал жизнь провинциального городка с ее маленькими радостями, низменными страстями и глубоко спрятанными трагедиями. Шервуд Андерсон расширил рамки рассказа, включив в него изображение иррациональных импульсов, странностей характера, чувств сострадания и смирения. Психологическая глубина новелл выделяла его среди других американских писателей той поры, и достигнута она была не без влияния Достоевского.
Высказывания многих писателей США, а главное — их творения, подтверждают верность суждений Рэндольфа Борна о том, что Достоевский стал мерилом для определения эстетической и моральной зрелости американцев, их способности воспринимать неприятные истины о самих себе и о человеческой природе вообще.
В начале XX в. Америка познакомилась еще с одним русским писателем, сначала по его произведениям, а затем и по выступлениям перед американской аудиторией — в Филадельфии и Провиденсе, Бостоне и Нью-Йорке. Речь идет о М. Горьком. В 1901 г. в Америке был опубликован перевод его повести "Фома Гордеев". На публикацию сразу же откликнулся Джек Лондон, написавший статью-рецензию, которая была напечатана в ноябрьском номере сан-францискско-го журнала "Импрешнз". Кроме повести, в начале века в США были изданы сборник рассказов "Двадцать шесть и одна" и роман "Мать", который Горький написал в Америке летом 1906 г. (он был опубликован в журнале "Эпплтон мэгезин" в 1907 г.). Позже, в начале 10-х годов, была переведена и напечатана пьеса "На дне", а в 1919 г. она была поставлена на американской сцене.
Художественный мир Горького стал для американских читателей настоящим потрясением, эстетическим открытием. Его произведения получили высокую оценку критики. В 1917 г. в журнале "Нью рипаблик" Рэндольф Борн опубликовал статью "В мире Максима Горького", в которой оценивал автобиографические книги писателя "Детство" и "В людях". Главное их достоинство, по мнению критика, — правда о невыносимых "мерзостях жизни". Чуткий аналитический взгляд критика уловил в его книгах основное: умение автора облечь в художественную форму мысль о способности русского человека противостоять злу. Ему импонирует оптимизм Горького, его неистребимая надежда, жажда жизни, любовь к людям, "стойкость души". Большим достоинством Горького критик считал то, что ему удалось "достичь равновесия между реализмом изображения и сочувствием художника" (34; с. 68, 269).
Русский опыт, запечатленный в книгах "Детство" и "В людях", помог Рэндольфу Борну обосновать собственные эстетические принципы: предпочтение искусства "морального", ответственного— искусству, далекому1от жизни народа. Пример Горького был для него аргументом в споре с американскими писателями, чье творчество, по его словам, "уводит человека исключительно в сферу фантазии и так примиряет его с существующим миром". Сила же Горького в том, что его произведения "отмечены не эскейпизмом и отстранением от реальности, но, напротив, плотной с ней связью и ее глубоким постижением" (34; с. 70). Секрет дарования русского писателя виделся Борну в глубоком постижении Горьким народной жизни, беспощадной правде изображения и глубинном оптимизме, который — это вполне очевидно — импонировал американскому критику. Недаром он цитирует особо понравившиеся ему слова из первой части горьковской трилогии: "Не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит и жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт все-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое... возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человеческой" (34; с. 268). Критик отводил Горькому важное место в истории литературы, о чем свидетельствует высокая оценка им автобиографических книг писателя. Он назвал трилогию одним из величайших литературных жизнеописаний.
Горький воспринимался многими в Америке как продолжатель художественных традиций Толстого, выразитель революционных настроений в России. Так, в частности, относился к писателю Джек Лондон. Его рецензия на "Фому Гордеева" заслуживает того, чтобы сказать о ней подробнее.
Для американского писателя Горький — "подлинно русский" в своем восприятии и понимании жизни. Лондон, знакомый с творчеством Тургенева и Толстого (он читал "Дворянское гнездо" и "Севастопольские рассказы"), с большим уважением относился к русской литературе, ценил углубленный "самоанализ русских", страстность их социального протеста. Он использовал рецензию на повесть Горького не только для выражения собственных симпатий, но и для литературной полемики, направленной против авторов развлекательного чтива, сентиментальных и далеких от жизни романов (light and airy romances). "Из его стиснутого могучего кулака выходят не изящные литературные безделушки, приятные, усладительные и лживые, а живая правда — да, тяжеловесная, грубая и отталкивающая, но правда" (34; с. 209).
Фома Гордеев символизирует, в глазах Лондона, протест сильного, но сломленного средой человека, который мучительно задумывается над смыслом жизни — и не находит его. "... Вертясь в бешеном водовороте жизни, кружась в пляске смерти, вслепую гоняясь за чем-то безымянным, смутным, в поисках магической формулы, сути вещей, сокровенного смысла — искры света в кромешной тьме, словом, разумного оправдания жизни, Фома Гордеев идет к безумию и смерти" (34; с. 211). Он потерпел поражение в жизненной борьбе потому, что задумался о смысле жизни и проиграл преуспевающим купцам, которые "поют гимн силе", провозглашают свободу ничем не ограниченной, безжалостной конкуренции.
Примечательно, что тональность статьи Лондона отличается от той, которой окрашены другие выступления писателя тех лет: от написанной в том же 1901 г. статьи о Киплинге "Эти кости восстанут вновь" и целого ряда публицистических эссе, в которых конкуренция и борьба за существование представлены (вполне в духе Уильяма Самнера) как условия выживания сильнейших и наиболее приспособленных индивидуумов и рас.
Несомненно, на писателя произвела большое впечатление сама фигура Горького, в судьбе которого он увидел сходство с собственной судьбой. Автобиографический характер повести он отметил и прокомментировал так: в отличие от своего героя, автор нашел смысл жизни и обрел надежду. Пример Горького, очевидно, укрепил и надежду Лондона на то, что можно и в жизни, и в творчестве утверждать добро. Роман Горького Лондон оценил высоко — как "целительную книгу", которая пробуждает дремлющую совесть людей и может вовлечь их в "борьбу за человечество" (34; с. 212). Джек Лондон был, конечно, пристрастен в своих оценках. На его восприятие накладывала определенный отпечаток собственная философия жизни и приверженность художественному методу, отмеченному сильными чертами натурализма. Реализм Горького казался ему более действенным, чем художественный метод Толстого, а реализм Тургенева вообще казался "утомительным", если не сказать "скучным". Не разделяя философии Толстого, Лондон, конечно, не мог оценить глубину его художественных творений, но это не мешало ему считать Толстого великим писателем. Лондон заканчивает статью высокой похвалой Горькому, называя его последователем Толстого и Тургенева: "Мантия с их плеч упала на его молодые плечи, и он обещает носить ее с истинным величием" (34; с. 212).
Повесть Горького получила в Америке благожелательные рецензии, а одна из них, принадлежавшая перу Абрахама Кахана, была опубликована в журнале "Букмен" за 1902 г. и называлась "Мантия Толстого" (6; р. 158). Судя по названию, статья Лондона не осталась незамеченной.
О художественном методе Горького высоко отозвался и Хоуэллс. В одном из критических эссе 1902 г. он назвал его реализм "бурным и наглядным до осязаемости" 35 . в том же году с большой похвалой отзывался о рассказах Горького журнал "Дайел". Позже Ван Вик Брукс писал в том же журнале (v. LXII, 1917; в то время в его редакцию входили известные писатели и философы — Торстен Веблен и Джон Дьюи): "Америка и Россия во многом противоположны: Россия — богатейшая из стран в духовном отношении, Америка же — беднейшая; в социальном отношении Россия — беднейшая страна, а Америка— богатейшая" (2; р. 243). Слова эти напоминают вывод, сделанный Уильямом Уоллингом после пребывания в России в 1905-1907 годах, где он встречался с русскими писателями, публицистами и деятелями культуры.
Горький открыл перед читателем то, как выглядел мир "дна". Его босяки воспринимались как новые персонажи в литературе, хотя у них и был американский аналог— бродяги (hobo), описанные Джеком Лондоном. По словам американского исследователя Ивара Спек-тора, Горький "первым показал мир бродяг, и в этом заключается его основной вклад в русскую литературу" 36 . Но изображение социального дна американцы впервые увидели, конечно, не у Горького, а у Достоевского. Стремясь лучше выразить свои литературные предпочтения, критики не всегда бывали объективны. Сам факт подобной тенденциозности отчасти объясним глубоким впечатлением от прочтения новых произведений русской литературы.
Высокую оценку критиков получила пьеса Горького "На дне". Театральный обозреватель газеты "Нью-Йорк сан" Джеймс Хьюнекер в эссе, посвященном этой пьесе (он видел ее в постановке одного из берлинских театров), отмечал ее потрясающую правдивость и полное отсутствие театральности. Интересно, что он сравнил ее мизансцены с картинами маленьких голландцев Тенирса и Остаде 37 . "Разве можно показать глубже характер человека, потерявшего свое место в обществе? Пьеса Горького, хотя и вызывает порой чувство отвращения, пробуждает в нас жалость и ужас <...> В сравнении с пошлыми пьесками, сработанными в Париже, которые ежегодно попадают в Америку, эта драма изгоев общества заключает в себе моральный урок" (37; р. 283).
Характеризуя вкусы американского зрителя, требовавшего развлекательности, Хьюнекер высказал мысль о том, что пьеса Горького не будет иметь успеха в Америке и даже может навлечь гонения на автора. Опасения критика не оправдались. Пьеса была поставлена в 1919 г. Артуром Хопкинсом, хотя такого большого успеха, как в Германии, не имела (30; pp. 299-300).
В книге о русском театре в Америке Оливер Сейлер пишет о том, что до 1918 г. русские пьесы довольно редко ставились на американской сцене. Кроме уже упомянутых инсценировок двух романов и пьес Л. Н. Толстого он говорит о постановках исторической трилогии А. К. Толстого (нью-йоркский театр "Никербокер"), гоголевского "Ревизора", пьес Леонида Андреева "Дни нашей жизни" и "Анатэма". Упоминает он и о неудачной постановке "Чайки" Чехова в 1916 г. (30; pp. 299-305).
Ивар Спектор, который оценивал "На дне" уже в 40-е годы XX в., трактовал пьесу во многом иначе, чем Хьюнекер. Герои Горького, писал он, духовно богаче чеховских, "они расценивают нищету, в которой оказались, как условие свободы". Автор, по его выражению, "открыл целый мир в мире дна" (36; р. 245).
Популярность Горького в Америке начала XX в. можно объяснить как интересом к России, ее культуре и революционному движению, которым была охвачена страна, так и широким откликом в прессе на его произведения. Когда Горький приехал в Америку в апреле 1906 г., ему был приготовлен радушный прием. По свидетельству Уильяма Фелпса (4; pp. 219-220), на собрании, посвященном созданию фонда помощи русской революции, где присутствовал Горький, с краткой речью выступил Марк Твен. "Я всей душой, — сказал он, — сочувствую развернувшемуся в России движению за освобождение страны. Я уверен, что оно увенчается успехом. Всякое такое движение заслуживает одобрения и самого серьезного и единодушного содействия с нашей стороны..." 38
Однако уже на следующий день разразился скандал, который помешал Хоуэллсу (да и не только ему) лично приветствовать русского писателя на американской земле. Дело в том, что Горького не хотели размещать в гостиницах вместе с М. Ф. Андреевой. Кампанию против него в прессе начала газета "Уорлд", та самая, которая за три года до того опубликовала интервью Толстого. Раздавались требования выслать Горького из Америки. Сам он по этому поводу писал Д. Б. Красину в апреле 1906 г.: «Газета "Уорлд" поместила статью, в которой доказывала, что я, во-первых — двоеженец, во-вторых — анархист. Напечатала портрет моей первой жены с детьми, брошенной мной на произвол судьбы и умирающей с голода. Факт — позорный. Все шарахнулись в сторону от меня. Из трех отелей выгнали. Я поместился у одного американца-литератора и ждал — что будет?» 39
Инцидент с Горьким вызвал бурю возмущения в России 40 . С письмом протеста, опубликованным в газете "Раннее утро", выступила большая группа деятелей культуры, среди которых были Мамин-Сибиряк, Немирович-Данченко, Сологуб. Столь разная реакция в Америке и России объясняется отнюдь не политическими соображениями: в американской прессе господствовало понятие "благопристойности" (модификация ригористической пуританской морали), в России наблюдалась гораздо большая свобода убеждений. Понять атмосферу того времени в Америке помогает и тот факт, что даже Марк Твен — несмотря на свое свободомыслие — отказался от дальнейших встреч с писателем. Позже Хоуэллс заметил по этому поводу: "Он (Горький. — Э. О.), конечно, человек простой и великий писатель, но нельзя же делать такие вещи!" (6; р. 160) По прошествии нескольких лет этот эпизод вспоминал и Эптон Синклер, не простивший Хоуэллсу и Твену того, что они "отвернулись" от Горького (9; с. 184).
После возвращения в Россию Горький продолжал переписку с американскими коллегами. С ним встречались Джон Рид, А. Р. Уиль-ямс, а в конце 20-х годов — Теодор Драйзер. Последний отмечал, что многое в творчестве русского писателя было созвучно его собственному мировоззрению. Он относил пронизанные гуманистическим пафосом произведения Горького к литературе, которая пробуждает и направляет человеческую мысль.
В Америке, где в 10-е годы XX в., по признанию Флойда Делла, ощущался некий культурный голод, влияние русской литературы было в высшей степени благотворным. Кроме Тургенева, Толстого, Достоевского и Горького, американцы открыли для себя Чехова, чьи рассказы, а позже и пьесы (уже в 90-е годы XIX в.) стали появляться здесь в переводах.
Чехов был воспринят в Америке и Англии как писатель, достигший удивительной гармонии жизни и искусства, формы и содержания. Его неповторимый почерк и тонкий психологизм были высоко оценены не только писателями-реалистами начала века. Они нашли отклик в сердцах писателей-модернистов, искавших новых возможностей художественного письма и новых эстетических подходов к действительности. В Чехове они обрели своего кумира. Очарование чеховской прозы смогли оценить как нечто совершенно новое американские писатели, уже успевшие почувствовать гениальную мощь Толстого, лиризм и грустную поэтичность прозы Тургенева, ощутить свежесть писательской манеры Горького. Перед ними предстал незнакомый художественный мир, равного которому в то время в американской литературе, пожалуй, не было.
Восторженные отзывы о творчестве Чехова содержатся в дневниках Драйзера; его пьесы он относил к высшим достижениям литературы (14; v. 1, р. 118). О духовном родстве с писателем говорил Шервуд Андерсон. Создавая новый для американской литературы тип бессюжетной психологической новеллы, он опирался на опыт русских мастеров, в частности опыт Чехова-новеллиста.
Существует мнение, будто американский рассказ в 10-е годы XX в. начал терять некоторые характерные черты и стал "походить на русский", и случилось это благодаря влиянию Чехова (6; р. 191). Тот факт, что американские писатели ощущали необходимость обновления художественного языка новеллистики и обращались к русской литературе в поисках образцов, подтверждается словами Шервуда Андерсона. В письме переводчику своих произведений Петру Охрименко в 1923 г. он заметил: "У нас в Америке существует дурная традиция, которую мы заимствовали от англичан и французов: мы привыкли искать в рассказах, публикующихся в наших журналах, занимательный сюжет, всякие хитрые трюки (trickery and juggling). В результате человеческая жизнь отступает на второй план, становится неважной; сюжет не вырастает из естественной драмы жизни, порожденной сложным сплетением человеческих отношений. У вас же, в русской литературе, чувствуешь биение жизни в каждой странице" (8; р. 93).
Хотя подлинное знакомство с Чеховым состоялось после Первой мировой войны, когда начало выходить собрание сочинений писателя в 13 томах (1916-1922) в переводах Констанс Гарнет, предпосылки широкогЪ влияния Чехова на американских писателей в 30-40-е годы были заложены именно в начале века.
Литература США заимствовала из русской те черты, которые на американской почве еще не были достаточно развиты. В первые два десятилетия XX в. здесь не было художников, которые могли бы с такой откровенностью показать болезненные движения души и разрушительную природу страстей, как Достоевский; не было таланта такого космического масштаба, как Толстой, которому доступен психологически тонкий и точный анализ диалектики человеческой души и одновременно страстный социальный протест в соединении с программой нравственного совершенствования; не было писателя, который создавал бы изысканную прозу, отражавшую в то же время глубокое знание жизни народной, как это делал Тургенев. В Америке еще сказывалось наследие пуританизма с его многочисленными табу; живо было и наследие просветителей и трансценденталистов, идеализировавших человеческую природу; не ушла окончательно "традиция благопристойности", резко сужавшая горизонты художественного познания.
Русская литература — от Тургенева, Толстого и Достоевского до Чехова и Горького — явилась той силой, которая в сложный период развития американской литературы на рубеже XIX-XX веков сообщила ей новые импульсы, оказала мощное влияние на творческие установки ее писателей. Обращение к русской литературе помогало им открывать новые пути в искусстве, утверждать гуманистические идеалы, раздвигать рамки художественного познания.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Цит. по: Aaron D. Writers on the Left. Oxford & N. Y., Oxford University Press, 1977, p. 9.
2 Цит. по: May, Henry. The End of American Innocence. N. Y., Knopf, 1959, p. 243.
3 Подробнее о переводах русских писателей на английский язык см.: Нико-люкин А. Н. Взаимосвязи литератур России и США. М., Наука, 1987, с. 77-82, 159-168,238-240.
4 Phelps W. Essays on Russian Novelists. N. Y., 1917, p. VII.
5 Литературное наследство, т. 75. В 2-х кн. Толстой и зарубежный мир, кн. 1. М., Наука, 1965, с. 396.
6 Brewster D. East-West Passage. A Study in Literary Relationships. London, Allen and Unwin, 1954, p. 135.
7 Kropotkin P. Russian Literature. London, N. Y., McClure, 1905, p. V.
8 Anderson Sh. Letters. Selected and ed. by H. M. Jones. Boston. Little, Brown, 1953, p. 118.
9 Писатели США о литературе. М., Прогресс, 1974, с. 145.
10 Литературное наследство, т. 76. М., Наука, 1967, с. 506.
11 James W. The Varieties of Religious Experience. N. Y., Vintage Books, 1990, pp. 159, 155.
12 Толстой Л. Н. Собр. соч. в 12-ти тт., т. 11. М., 1959, с. 60.
13 Dreiser, Theodore. A Selection of Uncollected Prose. Ed. by Donald Pizer. Detroit, Wayne State Univ. Press, 1977, p. 185.
14 Dreiser, Theodore. Letters. Philadelphia, 1959, v. 1, p. 97.
15 Dreiser, Th. Dawn. N. Y., 1965, p. 362.
16 Gerigk, Horst-Jurgen. Die Russen in America. Dostojewskij, Tolstoj, Turgenjew und Tschechov in ihrer Bedeutung fur die Literatur der USA. Hurtgenwald, Guido Pressler Verlag, 1995, s. 453.
17 Уайт Э. Прогулки и беседы с Толстым // Иностранная литература, 1978, № 8, с. 227.
18 Об этом пишут Х. -Ю. Гёрик (16; s. 451-452) и Стивен Бреннан (Brennan S. "Sister Carrie" and the Tolstoyan Artist //Research Studies, 47, 1979, pp. 1-16).
19 Толстой Л. Н. Полное собр. соч., т. 30. М. -Л., Гослитиздат, 1951, с. 148.
20 Драйзер Т. Собр. соч. в 12-ти тт. М., Гослитиздат, 1955, т. 1, с. 216.
21 Roosevelt Th. Tolstoy // Outlook. XCII (1909, May 15), p. 105. Цит. по: Dreiser Th. Letters, v. I, рЛ53,
22 Русское слово. Нью-Йорк, 1909, 19 мая, с. 3. О влиянии нравственной проповеди Толстого на религиозных и социальных реформаторов в США писал И. Горбунов-Посадов. Во вступительной статье к переводу книги Эрнеста Кросби "Толстой и его миропонимание" {Count Tolstoy"s Philosophy of Life. Boston, 1896) он отметил, что многочисленные пацифистские и религиозные организации разного толка, включая экуменистические и буддистские, посылают Толстому свои издания. "Все они шлют в Ясную Поляну весть о себе" {Горбунов-Посадов И. Эрнест Кросби, поэт нового мира// Кросби Э. Толстой и его миропонимание. М., Посредник, 1911, с. XI).
23 Walling W. Russia"s Message. The True Import of the Revolution. London, 1909, p. 237.
24 Уоллинг У. Послание России. Berlin, 1910, с. 367.
25 Walling W. Russia"s Message. The People and the Czar. N. Y., 1917, p. 14.
26 Заметим попутно, что в Америке спор с представителями социал-дарвинизма вел последователь Толстого Эрнест Кросби. Об этом см.: Hofstadter R. Social Darwinism in American Thought. Philadelphia, Univ. of Pennsylvania Press; Lnd., Humphrey Milford, Oxford Univ Press, 1945, p. 167.
27 См.: Perry J. Jack London. An American Myth. Chicago, 1981, p. 109.
28 Подробнее об этом см.: Осипова Э. Ф. Первая русская революция в творчестве Джека Лондона // Русское революционное движение и проблемы развития литературы. Л., изд-во ЛГУ, 1989, с. 130-146.
29 Щёлокова Е. Н. Первая инсценировка романа "Воскресение" на американской сцене // Роман Л. Н. Толстого "Воскресение". Историко-функциональ-ное исследование. М., 1991, с. 188-194.
30 Sayler, Oliver. The Russian Theatre. N. Y., Brentano, 1922, pp. 297-299.
31 О восприятии Толстого Майклом Голдом пишет в книге воспоминаний "Долгое одиночество" (1952) журналист и редактор "Католик уоркер" Дороти Дэй: "Майклу нравилась та религия, которую проповедовал Толстой — религия без церкви и священнослужителей" {Aaron D. Writers on the Left, p. 85).
32 Подробно об этом см.: Николюкин AM. Взаимосвязи литератур России и США, с. 238-284.
33 James H. The Letters. Ed. by P. Lubbock. N. Y., Scribner, 1920, v. 2, p. 237.
34 Писатели США о литературе. М., Прогресс, 1982, т. 1, с. 265, 266.
35 W. D. Howells as Critic. Ed. by E. Cady. London and Boston, Routledge & Kegan Paul, 1973, p. 424.
36 Spector, Ivar. The Golden Age of Russian Literature. Caldwell, Idaho, 1948, p. 246.
37 Huneker, James. Maxim Gorky"s Nachtasyl // Huneker J. Iconoclasts. A Book of Dramatists. N. Y., Scribner, 1921, p. 277.
38 Твен М. Русская республика// Твен М. Собр. соч. в 12-ти тт., т. 11. М., Гослитиздат, 1961, с. 582.
39 Горький М. Собр. соч. в 30-ти тт. М., Гослитиздат, 1954, т. 28, с. 416.
40 Подробнее об этом эпизоде см.: Киреева И. В., Лунина И. Е. А. М. Горький и Марк Твен // Российская американистика в поисках новых подходов. М., 1998, с. 46-58.
Американская литература , североамериканская литература , литература США - литература , написанная на территории США и бывших колоний, в основном на английском языке. Хотя её история заметно короче, чем у литературы европейских и азиатских стран, со второй половины XIX в. американская литература получила широкое развитие и самобытное значение. США подарили мировой литературе таких классиков как Марк Твен , Эдгар По , Эрнест Хемингуэй , Рэй Брэдбери и многих других. В начале XXI века в США ежегодно издаётся и продаётся больше книг, чем в любой другой стране мира .
Энциклопедичный YouTube
1 / 1
Современная американская литература
Субтитры
История
Эпоха колонизации
Первый период североамериканской литературы охватывает время от до 1765 г. Это эпоха колонизации, господства пуританских идеалов, патриархально благочестивых нравов, поэтому ранняя американская литература сводится преимущественно к богословским произведениям и церковным гимнам, а также, несколько позже, к историческим и политическим трудам. Издан был сборник «Bay Psalm Book» (); писались стихи и поэмы на разные случаи, преимущественно патриотического характера («The tenth muse, lately sprung up in America» Анны Брэдстрит , элегия на смерть Натаниэля Бэкона , стихи В. Вуда, Дж. Нортона, Уриана Ока, национальные песни «Lovewells" fight», «The song of Bradoec men» и др.).
Прозаическая литература того времени посвящена была, главным образом, описаниям путешествий и истории развития колониальной жизни. Наиболее выдающимися богословскими писателями были Гукер, Коттон , Роджер Уильямс, Бэйльс, Дж. Уайз, Ионатан Эдвардс. В конце XVIII века началась агитация за освобождение негров. Поборниками этого движения в литературе явились Дж. Вульманс, автор «Some considerations on the Keeping of negroes» (), и Ант. Бенезет, автор «A caution to Great Britain and her colonies relative to enslaved negroes» (). Переходом к следующей эпохе послужили произведения Бенджамина Франклина - «Путь к изобилию», «Речь отца Авраама» и др.; он основал «Альманах бедного Ричарда».
Эпоха революции
Второй период североамериканской литературы, с по 1790 год , охватывает эпоху революции и отличается развитием публицистики и политической литературы. Главнейшие писатели по вопросам политики были одновременно государственными деятелями: Сэмюэл Адамс , Патрик Генри , Томас Джефферсон , Джон Куинси Адамс , Дж. Матисон, Александр Гамильтон , Дж. Стрэй, Томас Пейн . Историки: Томас Геччинсон, сторонник англичан, Иеремия Белькнап, Дав. Рамсэй и Вильям Генри Драйтон, приверженцы революции; затем Дж. Маршал, Роб. Проуд, Абиэль Гольмес. Богословы и моралисты: Самуэль Гопкинс, Уильям Уайт, Дж. Муррэй.
XIX век
Третий период охватывает всю североамериканскую литературу XIX века . Подготовительной эпохой была первая четверть века, когда вырабатывался прозаический стиль. «Sketch-book » Вашингтона Ирвинга () положила начало полуфилософской, полупублицистической литературе то юмористических, то поучительно-моралистических очерков. Здесь особенно ярко отразились национальные черты американцев - их практичность, утилитарная мораль и наивный жизнерадостный юмор, сильно отличающийся от саркастического, угрюмого юмора англичан.
Особое место в литературе 50-х годов занимает роман Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи ». Это вышедшее в свет в 1951 году произведение стало (особенно, среди молодежи) культовым. Книги начали поднимать темы, ранее запретные. Известная поэтесса Элизабет Бишоп не скрывала своей любви к женщинам; среди других писателей можно отметить Трумена Капоте . В американской драматургии 50-х годов выделяются пьесы Артура Миллера и Теннесси Уильямса . В 60-е годы получают известность пьесы Эдварда Олби («Случай в зоопарке», «Смерть Бесси Смит», «Кто боится Вирджинии Вулф?», «Всё в саду»). Одним из известных исследователей американской литературы XX века был переводчик и литературный критик А. М. Зверев . Разнообразие американской литературы никогда не позволяет одному движению полностью вытеснить другие; после битников 50-60-х (Джек Керуак , Лоуренс Ферлингетти , Грегори Корсо , Аллен Гинзберг) самой заметной тенденцией стал - и продолжает быть - постмодернизм (например, Пол Остер , Томас Пинчон). Широкую известность в последнее время получили книги писателя-постмодерниста Дона Делилло.
В США получили широкое развитие научная фантастика и литература ужасов , а во второй половине XX века - фэнтези . Первая волна американской НФ, в которую входили Эдгар Райс Берроуз , Мюррей Лейнстер , Эдмонд Гамильтон , Генри Каттнер , была преимущественно развлекательной и породила поджанр «космическая опера », описывавший приключения первопроходцев космоса. К середине XX века в США начала преобладать более сложная фантастика. Среди всемирно известных американских фантастов - Рэй Брэдбери , Роберт Хайнлайн , Фрэнк Херберт , Айзек Азимов , Андре Нортон , Клиффорд Саймак , Роберт Шекли . Литература этих авторов отличается обращением к сложным социальным и психологическим вопросам, развенчанием утопии, аллегоричностью. В США зародился такой поджанр научной фантастики, как киберпанк (Филип К. Дик , Уильям Гибсон , Брюс Стерлинг), описывающий будущее, изменённое и обесчеловеченное под влиянием высоких технологий. К XXI веку Америка остаётся одним из главных центров фантастики, благодаря таким авторам как Дэн Симмонс , Орсон Скотт Кард , Лоис Буджолд , Дэвид Вебер , Нил Стивенсон , Скотт Вестерфельд , и другие.
Большинство популярных авторов в жанрах ужасов XX века - американцы. Классиком литературы ужасов первой половины века был Говард Лавкрафт , создатель «Мифов Ктулху », впитавших в себя наследие американской готики По. Во второй половине столетия жанр ужасов был отточен такими авторами как Стивен Кинг , Дин Кунц , Джон Уиндем . Расцвет американского фэнтези начался в 1930-е годы с Роберта Говарда , автора цикла рассказов «Конан », продолжающего традиции американской и английской приключенческой литературы. Во второй половине XX века жанр фэнтези был развит такими авторами как Роджер Желязны , Пол Уильям Андерсон , Урсула Ле Гуин . Самый популярный американский автор фэнтези в XXI веке - Джордж Р. Р. Мартин , создатель «Игры престолов », квазиреалистического исторического романа о вымышленном средневековье. Среди других заметных представителей жанра в конце XX и начале XXI веков - Роберт Джордан , Тэд Уильямс , Глен Кук .
Литература иммигрантов
Большую роль в американской литературе двадцатого века сыграли эмигранты. Трудно переоценить скандал, который вызвала «Лолита» . Очень заметную нишу составляет американская еврейская литература, часто юмористическая: Зингер , Беллоу , Рот , Маламуд . Одним из самых известных чернокожих писателей был Болдуин . Известность завоевали грек Евгенидис и китаянка Эми Тан . К пяти наиболее значительным китайско-американским писательницам относятся: Эдит Мод Итон, Дайана Чанг, Максин Хонг Кингстон, Эми Тан и Гиш Джен. Мужскую китайско-американскую литературу представляют Луи Чу, автор сатирического романа «Вкуси чашу чая», и драматурги Фрэнк Чин и Дэвид Генри Хванг. Сол Беллоу в 1976 году стал лауреатом Нобелевской премии по литературе. Большим успехом пользуется творчество итало-американских авторов (Марио Пьюзо , Джон Фанте , Дон Делилло).
Литература
- Традиции и мечта. Критический обзор английской и американской прозы с 20-х годов до сегодняшнего дня. Пер. с англ. М., «Прогресс», 1970. - 424 с.
- Американская поэзия в русских переводах. XIX-XX вв. Сост. С. Б. Джимбинов. На англ. яз с параллельным русск. текстом. М.: Радуга.- 1983.- 672 с.
- Американский детектив. Сборник повестей писателей США. Пер. с англ. Сост. В. Л. Гопман. М. Юрид. лит. 1989 г. 384с.
- Американский детектив. М. Лад 1992. - 384 с.
- Антология поэзии битников. Пер. с англ. - М.: Ультра. Культура, 2004, 784 с.
- Антология негритянской поэзии. Сост. и пер. Р. Магидов. М., 1936.
- Балдицын П. В. Творчество Марка Твена и национальный характер американской литературы. – М.: Издательство «Икар», 2004.
- Белов С. Б. Бойня номер «X». Литература Англии и США о войне и военной идеологии. - М.: Сов. писатель, 1991. - 366 с.
- Беляев А. А. Социальный американский роман 30-х годов и буржуазная критика. М., Высшая школа, 1969.- 96 с.
- Бернацкая В. И. Четыре десятилетия американской драмы. 1950-1980 гг. - М.: Рудомино, 1993. - 215 с.
- Боброва М. Н. Романтизм в американской литературе XIX века. М., Высшая школа, 1972.-286 с.
- Брукс В. В. Писатель и американская жизнь: В 2 т.: Пер. с англ. / Послесл. М.Мендельсона. - М.: Прогресс, 1967-1971
- Венедиктова Т. Д. Поэтическое искусство США: Современность и традиция. - М.:Изд-во МГУ, 1988 - 85с.
- Венедиктова Т. Д. Обретение голоса. Американская национальная поэтическая традиция. - М., 1994.
- Венедиктова Т. Д. «Разговор по-американски»: дискурс торга в литературной традиции США. - М.: Новое литературное обозрение, 2003. −328 с. ISBN 5-86793-236-2
- Ван Спанкерен, К. Очерки американской литературы. Пер. с англ. Д. М. Курса. - М. : Знание, 1988 - 64с.
- Ващенко А. В. Америка в споре с Америкой (Этнические литературы США) - М.: Знание, 1988 - 64с.
- Гайсмар М. Американские современники: Пер. с англ. - М.: Прогресс, 1976. - 309 с.
- Гиленсон, Б. А. Американская литература 30-х годов XX века. - М. : Высш. шк., 1974. -
- Гиленсон Б. А. Социалистическая традиция в литературе США.-М., 1975.
- Гиленсон Б. А. История литературы США: Учебное пособие для вузов. М.: Академия, 2003. - 704 с. ISBN 5-7695-0956-2
- Дюшен И.,Шерешевская Н. Американская детская литература.// Зарубежная детская литература. М., 1974. С.186-248.
- Журавлев И. К. Очерки по истории марксистской литературной критики США (1900-1956). Саратов, 1963.- 155 с.
- Засурский Я. Н. История американской литературы: В 2 т. М, 1971.
- Засурский Я. Н. Американская литература XX века.- М., 1984.
- Зверев А. М. Модернизм в литературе США, М., 1979.-318 с.
- Зверев А. Американский роман 20-30-х годов. М., 1982.
- Зенкевич М., Кашкин И. Поэты Америки. XX век. М., 1939.
- Злобин Г П. По ту сторону мечты: Страницы американской литературы XX века. - М.: Худож. лит., 1985.- 333 с.
- История любви: Американская повесть XX века / Сост. и вступ. ст. С. Б. Белова. - М.: Моск. рабочий, 1990,- 672 с.
- Истоки и формирование американской национальной литературы XVII-XVIII вв. / Под ред. Я. Н. Засурского. - М.: Наука, 1985. - 385 с.
- Левидова И. М. Художественная литература США в 1961-1964 гг. Библиогр. обзор. М., 1965.-113 с.
- Либман В. А. Американская литература в русских переводах и критике. Библиография 1776-1975. М., «Наука», 1977.-452 с.
- Лидский Ю. Я. Очерки об американских писателях XX века. Киев, Наук. думка, 1968.-267 с.
- Литература США. Сб. статей. Под ред. Л. Г. Андреева. М., МГУ, 1973.- 269 с.
- Литературные связи и традиции в творчестве писателей Западной Европы и Америки XIX-XX вв.: Межвуз. сб. - Горький: [б. и.], 1990. - 96 с.
- Мендельсон М. О. Американская сатирическая проза XX века. М., Наука, 1972.-355 с.
- Мишина Л. А. Жанр автобиографии в истории американской литературы. Чебоксары: Изд-во Чуваш, ун-та, 1992. - 128 с.
- Морозова Т. Л. Образ молодого американца в литературе США (битники, Сэлинджер,Беллоу, Апдайк). М.,"Высшая школа" 1969.-95 с.
- Мулярчик А. С. Спор идет о человеке: О литературе США второй половины XX века. - М.: Сов. писатель, 1985.- 357 с.
- Николюкин А. Н. - Литературные связи России и США: становление лит. контактов. - М.: Наука, 1981. - 406 с., 4 л. ил.
- Проблемы литературы США XX века. М., «Наука»,1970.- 527 с.
- Писатели США о литературе. Сб. статей. Пер. с англ. М., «Прогресс», 1974.-413 с.
- Писатели США: Краткие творческие биографии / Сост. и общ. ред. Я. Засурского, Г. Злобина, Ю. Ковалева. М.: Радуга, 1990. - 624 с.
- Поэзия США: Сборник. Пер.с англ. / Сост., вступ. статья, коммент. А.Зверева . М.: «Художественная литература». 1982.- 831 с.(Библиотека литературы США).
- Оленева В. Современная американская новелла. Проблемы развития жанра. Киев, Наук. думка, 1973.- 255 с.
- Осипова Э.Ф. Американский роман от Купера до Лондона. Очерки по истории романа США XIX века.СПб.: Нестор-История, 2014.- 204 с. ISBN 978-5-4469-0405-1
- Основные тенденции развития современной литературы США. М.: «Наука», 1973.-398 с.
- От Уитмена до Лоуэлла: Американские поэты в переводах Владимира Британишского. М.: Аграф, 2005-288 с.
- Разница во времени: Сборник переводов из современной американской поэзии / Сост. Г. Г. Уланова. - Самара, 2010. - 138 с.
- Ромм А. С. Американская драматургия первой половины XX века. Л., 1978.
- Самохвалов Н. И. Американская литература XIX в.: Очерк развития критического реализма. - М.: Высш. школа, 1964. - 562 с.
- Слышу, поет Америка. Поэты США. Составил и перевел И.Кашкин М. Издательство. Иностранной литературы. 1960. - 174с.
- Современная американская поэзия. Антология. М.:Прогресс, 1975.- 504 с.
- Современная американская поэзи в русских переводах. Составители А. Драгомощенко, В. Месяц. Екатеринбург. Уральское отделение РАН. 1996. 306 стр.
- Современная американская поэзия: Антология / Сост. Эйприл Линднер. - М.: ОГИ, 2007. - 504 с.
- Современное литературоведение США. Споры об американской литературе. М., Наука,1969.-352 с.
- Сохряков Ю. И. - Русская классика в литературном процессе США XX века. - М.: Высш. шк., 1988. - 109, с.
- Староверова Е. В. Американская литература. Саратов, «Лицей», 2005. 220 с.
- Старцев А. И. От Уитмена от Хемингуэя. - 2-е изд., доп. - М.: Сов. писатель, 1981. - 373 с.
- Стеценко Е. А. Судьбы Америки в современном романе США. - М.: Наследие, 1994. - 237с.
- Тлостанова М. В. Проблема мультикультурализма и литература США конца XX века. - М.: РШГЛИ РАН «Наследие», 2000-400с.
- Толмачев В. М. От романтизма к романтизму. Американский роман 1920-х годов и проблема романтической культуры. М., 1997.
- Тугушева М. П. Современная американская новелла (Некоторые черты развития). М., Высшая школа, 1972.-78 с.
- Финкелстайн С. Экзистенциализм и проблема отчуждения в американской литературе. Пер. Э. Медникова. М., Прогресс, 1967.-319 с.
- Эстетика американского романтизма / Сост., вступ. ст. и коммент. А. Н. Николюкина. - М.: Искусство, 1977. - 463 с.
- Шогенцукова Н.А. Опыт онтологической поэтики. Эдгар По. Герман Мелвилл. Джон Гарднер. М., Наука, 1995.
- Nichol, «The American literature» ();
- Knortz, «Gesch. d. Nord-Amerik-Lit.» ();
- Stedman and Hutchinson, «The Library of Amer. liter.» ( -);
- Mathews, «An introduction to Amer. liter.» ().
- Habegger A. Gender, fantasy and realism in American literature.N.Y.,1982.
- Alan Wald. Exiles from a Future Time: The Forging of the Mid-Twentieth Century Literary Left. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2002. xvii + 412 pages.
- Blanck, Jacob, comp. Bibliography of American literature . New Haven, 1955-1991 . v.l-9. R016.81 B473
- Gohdes, Clarence L. F. Bibliographical guide to the study of the literature of the U.S.A. 4th ed., rev. & enl. Durham, N.C., 1976. R016.81 G55912
- Adelman, Irving and Dworkin, Rita. The contemporary novel; a checklist of critical literature on the British and American novel since 1945. Metuchen, N.J., 1972. R017.8 Ad33
- Gerstenberger, Donna and Hendrick, George. The American novel; a checklist of twentieth-century criticism. Chicago, 1961-70. 2v. R016.81 G3251
- Ammons, Elizabeth. Conflicting Stories: American Women Writers at the Turn into the Twentieth Century. New York: Oxford Press, 1991
- Covici, Pascal, Jr. Humor and Revelation in American Literature: The Puritan Connection. Columbia: University of Missouri Press, 1997.
- Parini, Jay, ed. The Columbia History of American Poetry. New York: Columbia University Press, 1993.
- Wilson, Edmund. Patriotic Gore: Studies in the Literature of the American Civil War. Boston: Northeastern University Press, 1984.
- New Immigrant Literatures in the United States: A Sourcebook to Our Multicultural Literary Heritage by Alpana Sharma Knippling (Westport, CT: Greenwood, 1996) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
- Зверев А. М. Американский военный роман последних лет: Обзор // Современная художественная литература за рубежом. 1970. № 2. С. 103-111.
- Зверев А. М. Русская классика и становление реализма в литературе США // Мировое значение русской литературы ХIХ века. М.: Наука, 1987. С. 368-392.
- Зверев А. М. Распавшийся ансамбль: Знаем ли мы американскую литературу? // Иностранная литература. 1992. № 10. С. 243-250.
- Зверев А. М. Склеенная ваза: Американский роман 90-х: ушедшее и «текущее» // Иностранная литература. 1996. № 10. С. 250-257.
- Землянова Л. Заметки о современной поэзии США.// Звезда, 1971.№ 5. С.199-205.
- Мортон М. Детская литература США вчера и сегодня // Детская литература, 1973, № 5. С.28-38.
- Уильям Киттредж, Стивен М. Краузер Великий американский детектив // «Иностранная литература», 1992, № 11, 282-292
- Нестеров Антон. Одиссей и сирены: американская поэзия в России второй половины ХХ века // «Иностранная литература» 2007, № 10
- Осовский О. Е., Осовский О. О. Единство многоголосия: проблемы литературы США на страницах ежегодника украинских американистов // Вопросы литературы. № 6. 2009
- Попов И. Американская литература в пародиях // Вопросы литературы. 1969.№ 6. С.231-241.
- Староверова Е. В. Роль Священного Писания в оформлении национальной литературной традиции США: поэзия и проза Новой Англии XVII столетия // Духовная культура России: история и современность / Третьи региональные Пименовские чтения. - Саратов, 2007. - С. 104-110.
- Эйшискина Н.Перед лицом тревоги и надежд. Подросток в современной американской литературе.// Детская литература. 1969.№ 5. С.35-38.
Среди океана противоречивых страстей, каковым сегодня представляются российско-американские политические отношения, островом нормальности остается интерес американцев к русской литературе. Свидетельством этого стала прошедшая в Нью-Йорке в мае «Неделя русской литературы. Фестиваль переводов», организованная некоммерческим проектом Read Russia, существующим с 2012 года.
В рамках этой недели прошла серия чтений, дискуссий и круглых столов в престижных культурных точках «Большого яблока» (как любовно именуют ньюйоркцы свой безумный мегаполис). В них засветились авторы из Москвы: Павел Басинский, Андрей Геласимов, Майя Кучерская, Вадим Левенталь и Марина Степнова, а также звезды американской славистики и переводческого дела. Среди них Стефани Сандлер (Гарвард), Кэрил Эмерсон (Принстон), Элиф Батуман, Антонина Буис и Мэриан Шварц.
Предваряя один из таких вечеров, директор Read Russia Питер Кауфман шутливо заметил: «Мы знаем, что наш сенат намерен провести слушания о русском влиянии на политическую жизнь в США. Им, может быть, следовало бы также заняться расследованием влияния русской литературы на американскую культуру».
И в самом деле, это влияние огромно. Хемингуэй учился у Льва Толстого, Фолкнер - у Достоевского, Юджин О’Нил и Артур Миллер - у Чехова. Филип Рот говорил мне, что написал свою повесть «Грудь», вдохновленный гоголевским «Носом».
Вспоминаю опрос, проведенный некогда «Нью-Йорк Таймс Бук Ревью» среди ведущих американских авторов: «Кто повлиял на вас больше всего?» Каждый второй назвал Набокова. Нобелевский лауреат Чеслав Милош написал большое эссе о «Докторе Живаго» как образце христианского романа, редчайшем для нигилистического ХХ века.
Я придерживаюсь той точки зрения, что культура и политика тесно переплетены, иногда бывает трудно их разделить. В самом деле, успех в Америке Толстого (о нем говорил в Нью-Йорке Басинский), Пастернака, Солженицына неразрывно связан с политическими (и религиозными) идеями этих писателей. С другой стороны, «Лолита» или «Мастер и Маргарита» своей популярностью обязаны совсем иным причинам.
Дала ли русская литература ХХI века примеры такой же популярности? Честно скажем: нет. Хотя произведения Владимира Сорокина, Виктора Пелевина, Людмилы Улицкой и некоторых других авторов пользуются уважением в кругах любителей переводной литературы. Расширить ареал доступных американскому читателю значительных опусов русской литературы призвана созданная под крылом Columbia University Press при поддержке и участии Роспечати, Института перевода (исполнительный директор - Евгений Резниченко) и Read Russia «Русская библиотека».
Это весьма амбициозная инициатива: планируется за десять лет выпустить 100 книг. Среди первых названий - роман футуриста Ильязда (псевдоним Ильи Зданевича), сборник пьес Андрея Платонова и «Прогулки с Пушкиным» Андрея Синявского.
На встрече с любознательными читателями в университетском книжном магазине Book Culture мы с директором Пушкинского дома Всеволодом Багно говорили о Евгении Евтушенко. Это мощное дерево на американском острове русской литературы, целый сибирский кедр!
Его уход был отмечен обширным некрологом в газете «Нью-Йорк Таймс», в наши дни не очень благоволящей к России. Там с одобрением отметили, что поэт обладал «харизмой актера и инстинктами политика», и особо подчеркнули памятный факт появления портрета Евтушенко на обложке журнала «Тайм» в апреле 1962 года - честь, которой и по сию пору добиваются политики и деятели культуры всего мира.
Вспомнили и о многолетней профессорской работе Евтушенко в университете города Талсы, штат Оклахома, где он был не столько лектором, сколько воспитателем юных душ. «Кто-то должен стать лидером своего поколения! - восклицал поэт, обращаясь к своим студентам. - Почему не один из вас?»
Могу подтвердить, что популярность Евтушенко в Талсе была огромной. Когда съемочная группа Первого канала во главе с режиссером Анной Нельсон приехала туда, чтобы в течение недели снять серию диалогов с поэтом (мне была доверена роль ведущего), то мы в этом убедились: Евтушенко узнавали на улице, просили об автографе, о совместной фотографии. Студенты его обожали, несмотря на его своеобразный, как он выражался, английский «с сибирским акцентом» и немыслимые пиджаки и галстуки. А может быть, именно поэтому?
Этот акцент и яркие прикиды не мешали Евтушенко и в снобистском Нью-Йорке. Никогда не забуду, как он читал там в зале филармонии свой знаменитый «Бабий Яр», предваряя исполнение 13-й симфонии Шостаковича. В том концерте я оказался между двумя благопристойными дамами в норковых накидках. Когда поэт закончил декламацию, я вдруг услышал вместе с аплодисментами громкое хлюпанье - обе дамы рыдали, нисколько не стесняясь своих слез.
Нью-йоркская культурная элита знала и уважала Евтушенко, а поэты даже завидовали ему: ведь он один мог заполнить Карнеги-холл. Подобное им и не снилось. Позднее они, как и поэты в России, разделились на поклонников Евтушенко и Бродского: старшее поколение тяготело к первому, более молодое - ко второму.
Лично мне соперничество Евтушенко и Бродского напоминало соревнование двух штангистов. Один долго ходит вокруг штанги, тщательно готовится и сразу выжимает рекордный вес. Другой делает множество попыток, часто срывается, но в итоге тоже становится победителем. В литературе это называется различием творческих методов.
Мои знакомые американцы (в частности, знаменитая Сьюзен Зонтаг) с неподдельным интересом наблюдали за поединком этих двух чемпионов. Чего уж греха таить, схватки такого рода подогревают интерес к литературному процессу. Сейчас им болеть особенно не за кого. А жаль. Русский литературный остров в Америке нуждается в драме.
